У истоков пирамид
Шрифт:
– Уари, ко мне только что подходили люди из моего рода, – отвлек его от размышлений Скорпион, – просили передать тебе их слова.
– Что они хотят?
– Уйти вперед и добыть зверя. Они опытные охотники, думаю, принесут нам мясо к привалу.
– Если я их отпущу, остальные тоже захотят, – недовольно сказал Гор-Кха, оглядывая скалы, – и сколько бы они не добыли, на всех не хватит.
– Я думал об этом. Скажи, что ты отправляешь их разведать землю впереди – и они сделают это. Но также достанут немного свежего мяса.
Гор-Кха задумался, не сбавляя шага.
–
– Да, им уже приходилось там бывать.
– Хорошо, – повторил Гор-Кха, – отправь их вперед. Не больше, чем пятерых.
И Скорпион, кивнув, отошел от него и присоединился к группе людей, шедших отдельно. Они о чем-то говорили на ходу, а Гор-Кха, не пытаясь вслушиваться, продолжал думать. Победа над людьми Ме-Нари убедила людей, что новый Родитель – Гор-Сокол, силен и властен, и он правильно сделал, приняв «соколиное» имя. Убедила, но не всех. Себех вышел из побоища у Реки без единой царапины, и это, в глазах его кровных, подтверждало, что он избран Родителем. И не только его кровных – в Нехе хватало шери из других родов, которые осуждали еще его отца, сломавшего многие древние обычаи, заставившего их приносить жертвы духам земли у джедов, как это делали земледельцы из других речных селений.
А потом он сам объявил, что не только его, но и все Нехе хранит новый бог-Сокол, принесенный Седжи из далекого Аппи. Но также, что шери тоже должны поклоняться духам земли, что каждый род должен смотреть за своим скотом и не заходить на земли соседей, что споры между сыновьями Нехе решает он, а между дочерями – его уари-на… А также, что следующим уари станет его сын, сын Сокол. И ропот только усилился. И наиболее открыто выражал недовольство именно Себех, и люди, что были вокруг него.
Если Себех совершит подвиги в этом горном походе, его кровные только еще больше поверят в его избранность. Так что пусть посидит в Нехе. Нападать на него едва ли кто-то будет, а судить… Там есть Седжи, который поднимает жертвенный нож, лечит вывихи и укусы скорпионов – но также говорит о новом боге-Соколе. Власти его посоха, его жертвенного ножа хватит, чтобы Нехе было спокойно до возвращения, а там посмотрим. И да, там еще Ренехбет. Вспомнив гибкую девушку с большими, словно постоянно испуганными глазами, Гор-Кха улыбнулся. Она ласкова, хороша, когда ему нужен сочный цветок у нее между ног, она послушна, спокойна и, наверняка, будет хорошо судить женские споры. А больше от неё не потребуется.
– Уари, – услышал он голос Скорпиона, – мы решили, кто пойдет вперед.
Прошло семь или восемь дней после того, как ладьи увезли Гор-Кха и отправившихся с ним воинов на другой берег Реки. Ренехбет от самой встречи с ним у протоки возле Ме-Нари боялась мужа – а потом ей было страшно остаться без него.
Тот, кто пришел к Ме-Нари в ночь скорби, за кем она покорно шла, как пленница, гадая, зарежут ее или нет, вызывал у нее мучительный страх поначалу. Ренехбет до тошноты боялась его прогневать, не зная, каким может быть этот гнев – гнев победителя. К её удивлению, все оказалось не так страшно. Муж был сдержан и молчалив, но ни разу не выказал в отношении нее грубости. Он терпеливо объяснял её обязанности, иногда даже старался проявлять заботу в каких-то мелочах – предлагая ей лучшие куски еды, или подсказывая, как перетирать малахит.
Было, впрочем, то, что долго вызывало у нее страх – их соединение. Когда он впервые взял ее, в день свадебного обряда, Ренехбет испытала только мучительную боль. Всхлипывая и вытирая кровь с бедер потом, она гадала, где же то, о чем любили судачить старшие женщины. Где сила Небет (то есть, конечно, Нехбет, она уже начинала привыкать говорить, как люди из Нехе), которая вливается в тело, наполняет безмерным счастьем и заставляет кричать? Неужели кричать ей придется только от боли, каждый раз, когда муж её пожелает? Она со страхом ожидала ночи. Первая боль вскоре унялась, но радости не приходило, и она, сжав зубы, терпела.
Все изменилось однажды, когда Гор-Кха, посмотрев на нее, не стал брать сразу, а принялся медленно гладить, по шее, груди, животу и ниже. И, уже напрягшаяся, Ренехбех вдруг с удивлением почувствовала, как откликается её тело, как по нему разливается теплая дрожь и наполняется сладким тянущим зудом низ живота. Последовавшее соединение уже не было ей неприятно. А на утро, проснувшись, она обнаружила, что лежит в объятьях мужа, и он ласково проводит пальцами по её шее – и знакомая сладкая боль вернулась опять. И, когда он брал её в этот раз, Ренехбет вдруг показалось, что её тело затопил разлив, как бывало с Рекой – мощный и сокрушительный, она дрожала, выгибалась и кричала, не в силах облечь в слова наполнявшее её счастье, о котором раньше не имела и понятия. Когда же все окончилась, муж не откинулся от неё, а обнял, и она прижималась к нему, все еще дрожа от пережитого.
А после этого Гор-Кха впервые говорил с ней – не объясняя, что надо делать. Просто говорил, распрашивая о её детстве, о Ме-Нари, о семье. И Ренехбет вдруг поняла, что рядом с ней каждую ночь спит не свирепый чужак с гортанным говором, а действительно тот, кто стал её мужчиной. И она не так отчаянно одинока здесь, как ей казалось.
Но теперь он ушел, и сегодня, как и в предыдущие дни, ей нужно было выйти одной в Нехе. И не просто выйти – вчера к ней пришла женщина, чьего имени она не запомнила, но это была одна из тех, кто ходил вместе с Седжи. Она сказала, что жрец приглашает её к себе в жилище на следующее утро. Ренехбет за время, проведенное в Нехе, уже отвыкла, что местные женщины разговаривают с ней, как с равной – все они опускали глаза, и в голосе звучал благоговейный страх. Нельзя сказать, что посланница Седжи была непочтительна, но страха в ней не было совершенно точно, а слова жреца она передала так, что было неясно, приглашение это или приказ.
Ренехбет все еще не понимала старого жреца. Тогда, на берегу, и потом, он обращался к ней, как когда-то отец – но его взгляд, становившийся пронзительным, когда он говорил о своем Боге-Соколе, и сейчас пугал её, как испугал в тот самый первый день. И еще тревожнее становилось от того, что она поняла – Седжи у её мужчины вызывал сходные чувства. Конечно, Гор-Кха никогда бы этого не показал, но она видела явное – жрец, с его изогнутым посохом в правой руке смотрел на уари без всякого страха, и говорил с ним как с равным. Единственный в Нехе… хотя нет, есть еще Себех.
Но что Седжи хочет от неё сейчас? Может сегодня – день какого-то обряда, о котором она не знает, а должна знать? На этой неделе она рассудила еще один женский спор – две сестры спорили из-за мужчины, обещанного их семье, и приняла от другой женщины жертву Нехбет об удачном разрешении от бремени. Все ли она сделала правильно?
Нехе, залитое солнечным светом, давно уже проснулось. Когда Ренехбет, за спиной которой следовала Мерхет, проходила мимо хижин, во многих из них оставались только дети и женщины. В этой части селения жили шери – такой разницы не было в Ме-Нари. Сейчас многие из них ушли в каменную землю вместе с Гор-Кха, а из тех, кто остались, некоторые отправились на охоту. Шери в Нехе воевали, охотились или торговали – часто отправляясь для этого на ладьях вверх и вниз по Реке. Младшие же, еще не взявшие в руки лук или булаву, пасли скот на лугах за взгорьем.