У истоков пирамид
Шрифт:
Сейчас небесный огонь стоял уже высоко, и горячий воздух дрожал над иссеченными горными остриями. Они шли, стараясь держаться правой стороны расщелины – там раньше появится тень вечером, и, изредка, попадались кустики и пятна травы, радовавшие глаз. Дно расщелины было бурым, покрытым слоем тяжелой пыли, с разбросанными тут и там желваками. Трудно поверить, что его предок плыл здесь на ладье.
– Аха говорил, что его люди доходили до священного камня горцев, но там никого не встретили, – сказал Скорпион, шедший рядом с Гор-Кха.
–
– А что мы будем делать, если не встретим горцев нигде, – Скорпион провел рукой по лбу, стирая пот, – не можем же мы искать их по всей каменной земле?
– И не будем. Тогда мы возьмем лучшие камни, какие найдем, выбьем знак на скале во славу Гору-Соколу и всем нашим хемму, и вернемся в Ке-Ем.
Гор-Кха помолчал, поправил топорик на поясе.
– Но лучше бы мы их встретили.
С давних времен люди Ке-Ем ходили в каменную землю – хотя и не всегда она была такой. Предания, сохранившиеся от времен их поселения у Реки, говорят, что дожди тогда шли куда чаще, и на бурых сейчас склонах зеленела трава. Там же, где вода выбивалась из-под земли, росли кусты и деревья, а земля была обильна жизнью. Здесь жили страусы, говорят, и слоны – на их костяки и сейчас иногда натыкались охотники, антилоп же и газелей было множество, хороший охотник никогда не оставался голодным.
Но потом проклятие легло на каменную землю. Дожди становились все реже, небесный огонь все горячее и свирепее. Зеленые луга на склонах бурели и высыхали. Редко теперь ущелья наполнялись водой, и держалась эта вода недолго – нечего было и думать, чтобы пройти на ладье, как успел сделать великий Мепи. Кое-где в каменной земле еще встречались источники, выбивавшиеся из-под камней, иногда вода текла под землей, в таких местах грудились деревца и разбегались пятна травы. Но за небольшими зелеными островками тянулась каменистая пустошь, глиняные отроги, серо-желтые, обточенные ветром скалы.
Каменная земля была неприветлива и, действительно, большей частью состояла из раскаленного на солнце камня. Но она не была ни безжизненной, ни бесплодной. Слоны и страусы ушли, когда исчезли зеленые луга, но другие животные смогли выжить. Выжили и люди.
А еще каменная земля была богата.
– Тяните осторожнее! Не наступать на веревки! – услышал он сзади и обернулся. Какой-то человек поднимался с земли, веревка, за которую он тянул, оборвалась. Для этой работы он отобрал самых сильных воинов, но даже они выглядели измученными.
– Скоро надо будет становиться на отдых, уари? – проговорил Перен, и это был полувопрос.
– Мы должны дойти до черной скалы с вершиной как голова антилопы, – сказал Гор-Кха, – и там будет тень. Мы же это решили на совете.
– Люди уже с трудом идут.
– Эти люди ходили в каменную землю землю не раз.
– Да, но тогда они не волокли за собой лазни, – Перен не казался уверенным, – может, станем на отдых здесь, хотя бы короткий?
– Нет, – Гор-Кха не колебался, – но давай заменим их. Найди других сильных воинов, и пусть они теперь тянут веревки. Надо дойти до черной скалы.
И они продолжали свой жаркий путь, устало переставляя ноги по глинистой земле.
Полуприкрыв глаза на ходу, Гор-Кха вспомнил свою первую охоту среди раскаленных камней. Охотники пытались добыть орикса, но петлей и луком он владел еще плохо, и они два дня только даром выхаркивали пыль. Спали в каменных расселинах, а, однажды, набрели на рисунки на скалах – художества горцев, хотя и жители Ке-Ем иногда оставляли здесь свои следы. А потом, уже как уари, он приходил сюда на торжища – горные кочевники приносили то, что давала им их опаленная земля, а давала она много. Ке-Ем, бедный камнем, постоянно в нем нуждался – и здесь они получали камень. Какой угодно – белесый, бурый, черный, зеленоватый, крошащийся и твердый, как скала, для топоров, ножей, сосудов. Приносили они и все более ценившийся в Ке-Ем малахит, а иногда и горный хрусталь или раковины.
Взамен люди каменной земли просили совсем простые вещи – свиней и коз, лепешки из ячменя, полбу и просо, кремниевые ножи и плетеные циновки. Голые дикари, они чаще всего носили только кожаные сандалии, защищавшие подошвы от разогретого камня, и длинные кожаные чехлы, которыми оборачивали то, что делало их мужчинами.
Забредавшие на их стойбища охотники говорили, что даже женщины у них большую часть времени ходят нагими. Горные люди не знают стыда, они ночуют под маленькими кожаными навесами или просто на прикрытой циновкой земле, и берут своих женщин днем, у всех на глазах, молятся жестоким духам камня и высекают их на скалах.
Дикари кочуют по ущельям и пустошам, гоня перед собой небольшие стада полуприрученных газелей, охотясь по крутым скатам на ориксов и диких ослов, ища все более редкие луга и водные источники. Они давно поняли, что ценится в Ке-Ем, и что Ке-Ем может им дать, так и выживали.
Как-то они встретят их сейчас?
Оглянувшись назад, на шедших за ним воинов, Гор-Кха опять подумал об оставленном Нехе. Теперь там его жена – уари-на, тень крыла Нехбет. За ту почти луну, что Ренехбет прожила в Нехе, она изменилась – больше не казалась той напуганной девочкой, которую он взял впервые. Кажется, начала понимать, что значит быть первой женщиной всей округи. Впрочем, ждать от неё многого не приходится. Но есть Седжи, чтобы советовать ей и Себех, чтобы держать копье и булаву.
Себех… Вспомнив о нем, уари поморщился. Что-то странное происходило с ним. Он всегда отличался строптивым нравом – за это Гор-Кха его и ценил, только Себех мог сказать то, что другие не решались. Но вот уже два лета он становится все более мрачным и замкнутым – уходит на долгие дни охотиться в пустошах или прибрежных болотах, общается лишь со своими кровными. И шери из рода Крокодила заражаются непокорством – они не осмеливаются открыто перечить ему, но их взгляды угрюмы и дерзки на советах, и слушают они больше своего старшего, чем его. Трудно было решиться оставить Себеха в Нехе. И, все же, решение было правильное.