У каменных столбов Чарына
Шрифт:
Но однажды случилось… Григорий шел на дальний участок обхода к озеру Лебяжьему, чтобы проверить гоголятники, почистить и подремонтировать, если нужно. Было раннее утро, птицы только начинали пробовать голоса, над низким кустарником повисла туманная дымка. В том месте, где тропа круто поворачивала, огибая болото, навстречу Григорию вышел огромный медведь. Медведь, как и егерь, не ожидал встречи, остановился в трех шагах и замер в растерянности. По-видимому, поняв, что таиться и бежать поздно, медведь угрожающе рявкнул.
Григорий оцепенел, не в силах отвести взгляда от маленьких блестящих глаз зверя… Это был Горбатый! Те же высокие лопатки, темная масть и низко опущенная голова. Но какой он стал большой! Лапа медведя, упершаяся в комель осины, не уступала по толщине стволу.
— Иди, иди, Горбатый, — невнятно и хрипло произнес Григорий. Язык его сделался неповоротливым.
Медведь медленно повернулся и пошел, мотая из стороны в сторону лобастой головой. По пути он наподдал лапой трухлявый пень, и тот разлетелся грязно-желтыми брызгами.
Григорий почувствовал слабость в ногах и опустился на влажную от росы траву.
«Вот это медведь! — стучало в мозгу, — это медведь!»
Прошла опасность, и страх прошел. Но осталась горечь… Глядя на заросли кустарников, бесшумно поглотившие зверя, Григорий думал о том, что Горбатый остался один на весь лес, а это означало, что ему никогда не встретить медведицу и потомства у него никогда не будет.
Егерь не знал, как помочь медведю…
Взошло солнце. Светлые волны света побежали по листьям. Так хорошо было вокруг. Но лицо Григория оставалось насупленным и озабоченным.
КЫЗЫЛ-ЖАР
1
Машина пришла в двенадцать. Из низкого домика высыпала группа студентов с рюкзаками и «спальниками». Все побежали к грузовику. Чеков, не спеша, застегнул лямки рюкзака, вскинул его на плечо и так же неторопливо пошел через узкий двор, в котором едва размещались колодец и круглая глиняная печка-тандыр, к машине. Выглядел он в своем импортном джинсовом костюме совсем неплохо. Чеков ухватился за борт и легко вспрыгнул в кузов.
Приехал он в заповедник два дня назад в научную командировку — нужно было собрать насекомых. Он еще никого не знал здесь: ни студентов, ни сотрудников из других институтов и городов, да и не было настроения ни с кем знакомиться. Ехал он в эту командировку — в пустыню, в пекло — с неохотой. Радовало, что она недолгая, вот соберет материал — и домой! Несколько дней предстояло провести на егерском кордоне. «Что там за егерь?» — думал он, отмахиваясь рукой от едкой пыли.
— Вы бывали на кордоне? — спросил он у бледного, с жидкой бороденкой попутчика, сидящего напротив.
— Да, приходилось, — ответил тот.
— Он водку пьет?
— Кто?
— Егерь!
— А вы что, его поить едете? — не без иронии полюбопытствовал попутчик.
— Почему бы не выпить? — сказал Чеков. — Чтобы подружиться и наладить отношения…
— Не знаю, не знаю… — ответил собеседник с едкой усмешкой. — А вот продуктами запастись надо. Машины там бывают редко. Иногда по целым неделям не видишь транспорта. Имейте это в виду.
— Еды хватит, — ответил Чеков. В рюкзаке у него лежали две буханки хлеба, две банки тушенки и три — консервированной фасоли. Эта фасоль в городе считается дефицитом, а здесь, в поселке, продавалась свободно. «У егеря, наверняка, всякой там козлятины завались, — подумал он, — в лесу без дров не живут. Главное — наладить отношения. А к науке все они относятся с уважением…»
Машина бежала по пустынной дороге, расстилая позади море белесой пыли. К обочине из глубины подбегали заросли трав: пышно цвели кроваво-красные ремерии, дикий лук покачивал большими фиолетовыми головами. Студенты в машине то дурачились, подшучивая друг над другом, то принимались разглядывать и определять на ходу растения.
— Вот, смотрите, ферула! Вон та желтая! Самая высокая! У ней листья, как чаши! В них после дождя остается вода, приходят джейраны и пьют… — говорила маленькая носатенькая студентка, показывая рукой в степь.
Чеков поморщился. Ему не нравились некрасивые девушки, не нравилась и эта студентка, хоть была она очень живая, веселая и, когда он спросил, выпивает ли егерь, посмотрела на него с любопытством и улыбнулась.
— Смотрите! Смотрите! — щебетала она. — Это же впадина Ер-Ойлан-Дуз! Совершенно неземной вид! Лунный пейзаж!
Чеков посмотрел в ту сторону, где неясно, будто в тумане, вздымались крутые скалы, далекие, со стертыми контурами, а внизу под ними поблескивала как бы присыпанная снегом равнина. На какое-то время у него перехватило дыхание — так это было здорово!
Чеков повернулся и стал смотреть вперед. Ветер бил в лицо, в глаза, степь впереди расплывалась, рябила, как диковинный ковер. Чеков опять подумал о егере, до кордона оставалось не так уж далеко…
Существует такой стереотипный образ егеря: человек пожилой или старик, неразговорчивый, бородатый или давно небритый. Взгляд у него внимательный, и проницательно-добродушный, — природа облагораживает! — брови выгоревшие, кустистые. Курит трубку или козью ножку. Ко всему модному относится пренебрежительно. Вот что-то в этом роде и представлял себе Чеков.
Егеря на кордоне не оказалось…
— Подождите… К вечеру он будет, а, может, и раньше, — сказал тот, худощавый, с бородкой.
Машина ушла, оставив Чекова одного. Дверь домика была заперта. Чеков прошелся немного. Ничего примечательного вокруг не оказалось: ровная желтоватая земля, куда ни глянь; только в стороне, метрах в пятидесяти от домика, возвышался бетонный колодец. Чеков подошел, зачерпнул и поднял воротом с полведра воды. Это был собственно не колодец, а резервуар, до половины наполненный привозной водой. Вода оказалась холодной и вкусной. В трещине стены Чеков заметил толстую ящерицу-агаму, какую-то необычную, с острыми, как колючки, щетинками на туловище и хвосте. Полез в рюкзак за фотоаппаратом — надо было сфотографировать этого маленького дракона с жабьей головой и флегматичным взглядом.