У каждого свое проклятие
Шрифт:
Эта проходная комната диктовала свои правила. Нельзя было медлить ни минуты. Ломая ногти, Марина принялась судорожно расстегивать мелкие пуговицы на блузке, с трудом выворачивая их из тугих петелек. На нервной почве Алексей так же мучительно путался с петлями на манжетах рукавов своей рубашки. От телефонного звонка они оба подскочили так, что ударились лбами.
– Мы что-то не то делаем... – простонала Марина, потирая лоб.
Алексей смотрел на телефон, как на врага.
– Не будем снимать трубку, – сказал он, содрал с себя рубашку и осторожно через голову стащил с Марины блузку. – Мы делаем то... Когда любовь, тогда все правильно... Мы не виноваты,
– Я люблю тебя, – уже совершенно бесстрашно подтвердила Марина.
Телефон издал последние трели и затих. Алексей спустил с плеч молодой женщины лямочки бюстгальтера и приник губами к ее груди. Она поняла, что никогда в жизни еще не испытывала такого сильного желания слиться в единое целое с мужчиной. С Павлом она заставляла себя и мучилась этим. Даже в моменты наслаждения, которые она все-таки испытывала, ее не покидало ощущение, что оно искусственно и никак не связано с мужчиной, который ее обнимает. Теперь же все было по-другому. И Марина принялась быстрыми движениями снимать с себя остатки одежды уже не потому, что они находятся в проходной комнате и нужно спешить. Ее подгоняла с небывалой силой разгоревшаяся страсть. И Алексей понял ее правильно. Он сделал все, чтобы она запомнила их первую близость навсегда. Он будто забыл о себе. Будто бы все, что происходило на старом узком диване, нужно было только женщине. Будто только ее тело нуждалось в ласках и поцелуях. Когда запекшимися губами Марина едва смогла выдавить:
– Как же я люблю тебя... – только тогда Алексей, казалось, вспомнил о себе.
– Ты... моя жена... не Пашкина... – сумел еще выдохнуть он, и после этих слов для них уже не существовало ничего, кроме объятий.
Длинные Маринины волосы опутали плечи и шею Алексея. И вся она, Марина, оплела его руками и ногами, которые, казалось, стали чересчур длинными и, возможно, даже выпустили еще и ползучие побеги, чтобы крепче обнимать его и не отпускать от себя никогда. А с опухших губ ее будто сошла защитная пленка, и ими стало можно ощущать, как течет по сосудам Алексея кровь и как волнами исходит из самых глубин его сердца неугасимая любовь к ней...
Так началась мучительная жизнь Марины, жены одного брата Епифанова и тайной любовницы другого. Они с Алексеем бросались друг к другу при первой же возможности, стремясь урвать хоть один поцелуй, например, в кухне в те редкие минуты, когда там не было никого из их большой семьи. Они караулили друг друга по утрам в выходные дни, когда Павел не торопился вставать с постели. Галина Павловна всегда поднималась в восемь часов утра, независимо от дня недели, и тайным любовникам приходилось просыпаться гораздо раньше. Марина выпархивала из-под бока мужа в одном халатике на голое тело и, сразу распахнув его, прижималась всем своим естеством к любимому человеку.
– Марина, давай наконец поговорим с Пашкой, – сказал как-то Алексей, целуя чужую жену в шею и нежно поглаживая под халатом ее спину.
– Нет... Лешенька... не надо... – ответила она. – Я даже не могу представить, каким образом сказать ему, что люблю тебя...
– А вот таким же самым способом и скажи, – услышали они голос Павла.
Марина протяжно охнула и отскочила от Алексея, а халат самым предательским образом совершенно распахнулся, будто как
– И как же все это понимать? – самым будничным голосом спросил обманутый муж, будто интересовался, почему брат с женой выпили чай из его чашки.
Эта будничность в голосе не обманула Марину. Она видела, как у Павла закаменела шея.
– Паш, ты... ты прости нас, но... – начал Алексей, закрыв своим телом Марину, но того совершенно не интересовало, что брат пытался ему сказать.
– За что ж ты меня так, Мариша? – спросил Павел, пытаясь поймать взглядом глаза жены. – И так жизни нет...
– Вот и пора прекратить это безобразие, – опять встрял Алексей. – Я люблю твою жену, Пашка... Так вот получилось... Развестись вам надо.
Павла мнение брата по-прежнему не интересовало. Он опять заглянул к нему за плечо и спросил:
– Марин, ну почему именно он, а? Почему не другой?
Она тяжело всхлипнула и решила сказать правду:
– Наверно, потому... что он такой, каким я хотела бы, чтобы был ты...
– Да ты меня никаким не хочешь! Вот ведь в чем дело-то!
Марина вышла из-за спины Алексея и, до синевы в пальцах сжимая полы халата, попросила:
– Отпусти меня, Пашенька... отпусти...
– А вот нате-ка, выкусите! – расхохотался вдруг Павел и выставил вперед внушительный кукиш. – Вы за моей спиной решили свою жизнь устроить, а меня, значит, побоку! Черта с два я дам развод! Не дождетесь!
Он решительно прошагал к сушилке, вытащил оттуда свой бокал, налил до краев пенящейся водой из-под крана, оглушительно глотая, выпил, забросил посудину обратно и вышел из кухни.
После этого памятного для всех троих разговора Павел запил так, что, с трудом добредая домой, падал навзничь прямо в коридоре неподъемной колодой. Свекровь смотрела на Марину с постоянным укором во взгляде, а свекор, проходя мимо нее, безнадежно взмахивал рукой и тоже ничего не говорил.
Однажды разбираться с происходящим в доме родителей пришел старший из братьев Епифановых, Борис, который тогда жил у Нонны.
– Какого черта вы довели Пашку до такого состояния? – процедил он, неприязненно глядя на Марину с Алексеем.
– Уж чья бы корова мычала... – начал Алексей.
– Это ты на Нонну намекаешь?! – взревел Борис.
– Это я на Надю намекаю.
Борис сразу сник и уже гораздо спокойнее сказал:
– Надо же что-то делать? Сопьется парень... Мать говорила, что его уже грозились с работы уволить...
– У тебя есть какие-то предложения?
– Предлагаю наркологический диспансер...
Специалисты из наркологического диспансера не смогли применить свои знания и умения в деле обращения Павла Епифанова на трезвый жизненный путь. Однажды вечером, возвращаясь домой с работы в состоянии самой крайней степени опьянения, он полностью потерял ориентацию в пространстве, выскочил на проезжую часть дороги и был сбит огромным трейлером. Павел умер на месте.
После похорон совершенно спавшая с лица Марина съехала от Епифановых обратно к родителям. Ей казалось, что она потеряла в жизни все: ребенка, мужа, его родителей, которые уже стали ей родными людьми, а также свою любовь. Вернее, она ее не теряла. Любовь к Алексею с каждым днем разгоралась все сильней, но была теперь еще более преступной, чем раньше, а потому должна была быть задавлена. И Марина давила ее, как могла, до тех пор, пока к ней домой не пришел Алексей. С похорон Павла прошло около трех месяцев.