У каждого свое проклятие
Шрифт:
Ишь ты, Дмитрий! Куда же подевал слово «отец»?
Марина и сама не знала, почему ей было приятно, что он подписался просто именем. Она вернулась к бесформенному кому на столе, развернула одеяло и сняла крышку с кастрюльки. В лицо ударил аппетитный аромат горячей картошки. Значит, Дмитрий ушел не так уж и давно. Надо же, как ее разморило! Ничего не слышала и не чувствовала: ни как он ходил по комнате, ни как снимал с нее кроссовки и подсовывал под голову подушку!
Марина взяла в руки горячую картофелину, подула на нее и с удовольствием откусила. До чего же вкусно! Простая картошка! Впрочем, ей сейчас все показалось бы вкусным. Она ведь не ела, пожалуй, часов
Вытащив из кастрюльки еще одну горячую картофелину, она забралась в постель и с жадностью съела ее там, запивая молоком. Нет! Такого вкусного молока она никогда в жизни не пила! Деревенское, настоящее... Марина допила его до последней капли, поставила чашку на пол рядом с тахтой и уронила голову на подушку. Наволочка пахла стиральным порошком, но, может быть, и волосами отца Дмитрия? Чуть-чуть...
Все утро, до обеденного времени, Марина провела бродя по окрестностям села Колтуши. Места оказались на удивление красивыми. Село стояло на берегу неширокой речки, название которой Марина не знала. К ее водам склонялось с десяток старых развесистых ив, самым натуральным образом купающих в ней свои ветви с узкими серебристыми листьями. Храм отца Дмитрия тоже отражался в воде реки. Марина сознательно обходила его стороной. Что ей делать внутри него? Она была в церквях различных конфессий раза три от силы и то только во время познавательных экскурсий по Петербургу. Прабабушка Маруся, приехав в гости к их семейству, однажды взялась погулять с маленькой Мариной, да и окрестила ее вопреки воле родителей. Нонна, которая в тот день была в детском саду, так и осталась некрещеной, но и Марина, воспитанная в атеизме, к религии была глуха. Она и самого обряда крещения совершенно не помнила, поскольку во время его исполнения ей было всего-то года два. Свой крестильный крестик она никогда не носила и даже не помнила, где он находился.
Устав и проголодавшись, Марина двинулась к домику отца Дмитрия. Уже взялась за потемневшую от времени ручку калитки маленького подворья, как вдруг неожиданно для себя повернула назад и зашагала к храму. Да! Она должна посмотреть, где этот странный человек служит, где его, так сказать, место работы...
В центральном помещении маленькой церкви, названия которого Марина не знала, было пустынно. Служба уже кончилась. Ей показалось, что в нем не было ни одного человека, но потом, оглядевшись, Марина увидела женщину в белоснежном платке на голове. Женщина что-то делала со свечами, увязанными в пучки. Не зная, как себя повести, Марина кивнула ей приветственно. Женщина почтительно ответила и подошла к посетительнице, так и держа в руках пучок тонких длинных свечей. У нее оказалось приятное свежее лицо и лучистые серые глаза.
– Вы хотите свечу поставить или так просто зашли... посмотреть? – спросила она.
– Я... я не знаю... – замялась Марина. – Я редко бываю в церкви, а потому... всегда теряюсь...
– Ну и напрасно. Церковь – это такое место, где теряться не надо. Бог, он принимает нас такими, каковы мы есть.
– Но ведь существуют какие-то правила... условности...
– Конечно, определенные правила есть, но, поверьте, они легко войдут в сердце, если захотеть. А сейчас вы можете поставить свечу возле любой понравившейся вам иконы. Вот
Женщина вытащила из пучка свечу и протянула Марине. Та засуетилась, пытаясь достать из кармана деньги.
– Не надо сейчас, – отмахнулась женщина. – Потом пожертвуете на нужды храма, если захотите. Ну, какая икона вам больше всего глянется?
Марина осмотрела маленькое помещение и выделила один лик в алом одеянии. Судя по покрывалу на голове, на иконе была изображена женщина. В ее плечи впивалось что-то вроде шпажек или кинжалов. Марина насчитала их целых семь штук.
– Кто это? – тихо спросила она женщину.
– Это старинный список с иконы Божией Матери под названием Семистрельная. Отец Дмитрий недавно привез. Кто-то ему подарил. Вообще-то у нас церковь Святого Николая Чудотворца. Вон его образ висит по правую сторону перед алтарем. Но раз приглянулась Богоматерь Семистрельная, так к ней и пойдемте.
– Семистрельная... – повторила удивленная Марина. – Это, значит, стрелы... А почему вдруг стрелы? И почему она без младенца?
– Разные есть изображения Богоматери. Вы свечу-то поставьте и помолитесь.
– Помолиться... – совершенно растерялась Марина и чуть не уронила свечу. – Я... я не умею...
– Ну тогда я... А вы послушайте и... поймете, как можно трактовать стрелы, терзающие Богоматерь.
Женщина помогла Марине возжечь свечу и, встав позади нее, заговорила особым, отрешенным голосом:
– Умягчи наша злая сердца, Богородице, и напасти ненавидящих нас угаси, и всякую тесноту души нашей разреши, на Твой святый образ взирающе, Твоим страданием и милосердием о нас умиляемся и раны Твоя лобызаем, стрел же наших, Тя терзающих, ужасаемся. Не даждь нам, Мати Благосердная, в жестокосердии нашем и от жестокосердия ближних погибнути...
Женщина еще что-то говорила, но Марина, глядя на алые одежды Богоматери, уже погрузилась в собственные мысли. Она думала о том, что отец Дмитрий понимает все эти премудрости, может попросить Богоматерь, чтобы она помогла ему разрешить тесноту души... А что же она, Марина? Разве ей может что-нибудь помочь, если душа у нее черным-черна? Она уже двух мужей похоронила, а сама – жива-здоровехонька. Таких, как она, кажется, называют черными вдовами. Она черная и есть. Чуть больше года назад похоронила Алексея, которого любила, а теперь вдруг бесстыдно загляделась в синие очи отца Дмитрия. Видно, вечно ей жить с теснотой души...
Женщина между тем закончила читать молитву. Марина обернулась к ней и беспомощно проговорила:
– Мне никогда такого не запомнить.
– А вы можете повторять всего несколько строк, – улыбнулась она. – Вот, например: «Господи, Господи, избави нас от всякия стрелы, летящие в нас во все дни!» А можно еще проще: «Господи, прости и сохрани меня грешного».
– Говорят, что можно еще поставить свечи за упокой... Как это?
– А это вон туда, к Распятию.
Когда свечи за упокой душ погибших Епифановых были поставлены, женщины отошли от икон к выходу из церкви.
– Вы, наверно, Ольга Викторовна и есть? – спросила Марина. – Мне о вас отец Дмитрий рассказывал.
– Да, я Ольга. А то, что вы Марина Евгеньевна, я тоже поняла. У нас тут редко увидишь новое лицо. Значит, увезете от нас отца Дмитрия...
Свежее лицо Ольги подернулось печалью.
– Ненадолго, – улыбнулась Марина. – Уладим кое-какие дела, и он вернется.
– Не-е-ет... – протянула женщина, поправила головной платок, из-под которого выбилась кудрявая белокурая прядка, вздохнула и повторила: – Увезете... Навсегда... Или, может быть, сами у нас останетесь?