У каждого свои секреты
Шрифт:
Элли не знала, то ли радоваться, то ли взбеситься. Она отодвинулась от него и спустя мгновение обвиняющим тоном произнесла:
— Ты сказал это так, словно на самом деле это последнее, что бы тебе хотелось в жизни, так, словно твое либидо приказывает голове.
Он коротко усмехнулся.
— Ты права. Я боролся против этого.
Она скептически вздохнула.
— Что ж, спасибо. Премного благодарна.
В его глазах читалась решимость. Он вообще едва ли слышал ее.
— Но я не могу больше молчать. Я хочу тебя с того первого
— Предполагается, что я должна чувствовать себя польщенной? — резко поинтересовалась она.
Растерянно проведя пальцами по волосам, Дрейк ответил:
— Я должен был сказать тебе о своих чувствах. Я не прошу тебя ни о чем в связи с моим признанием, но не мог больше притворяться, что ты мне безразлична. — Его голос звучал хрипло от напряжения.
Ее сердце бешено забилось, наполняя ее ожиданием и надеждой. Но он надолго умолк, и она осторожно спросила:
— То есть... то есть это не предложение, что же тогда?
— Нет. Только если...
Лишь теперь Элли сообразила, что тяжесть принятия окончательного решения он взваливает на нее, что его чувства совсем не такие, как ее собственные. Оскорбленное самолюбие заставило ее саркастически закончить:
— ...только если я не скажу что-нибудь вроде: «Отлично, у тебя или у меня?», примерно так?
— Да, что-то типа этого, — признал Дрейк.
— Как ты смеешь? Как смеешь считать, что тебе достаточно пожелать меня, и я брошусь в твою постель?
— Мне казалось, что ты тоже... не сторонний наблюдатель.
Проигнорировав его последнее, по сути верное наблюдение, Элли яростно продолжала:
— Именно так ты делаешь предложение понравившимся тебе женщинам? Держишься холодно и отстраненно, а затем бросаешь их, добившись успеха? Что же ты за человек такой?
Бросившись к ней, Дрейк неожиданно схватил Элли за руки.
— Человек, который ночами не спит, думая о тебе, человек, который с трудом может дождаться следующей встречи с тобой, которому не терпится увидеть тебя вновь. Человек, испытывающий душевную боль, почти такую же сильную, как боль физическая. Я хочу тебя, как не хотел ни одну женщину уже долгое время.
Его горячность изумила ее: из холодного и безразличного субъекта он превратился в страстного мужчину. Однако это не избавило ее от раздражения, поэтому она сказала:
— Тыхочешь. Всегда ты. А где во всем этом мое место?
— Ты отрицаешь, что чувствуешь то же самое?
— Конечно, — не раздумывая откликнулась она. — Если хочешь знать, то ты мне абсолютнобезразличен. Я не захотела бы тебя, даже если бы ты остался единственным мужчиной на земле. Я бы не...
Видимо, Дрейку уже все надоело. Он привлек ее к себе и грубо рявкнул:
— Элли, ради Бога, заткнись и иди ко мне. — И крепко обняв, Дрейк поцеловал ее.
Его порыв выбил ее из колеи. Любое сопротивление попросту не имело смысла перед этой атакой. Она ощущала его голод, отчаянное желание получить удовлетворение, пламя, готовое поглотить ее. Его тело трепетало от неукротимого желания. Он застонал, касаясь губами ее губ, дыхание стало неровным. Элли никогда раньше не видела такой дикой страсти. Это не был обычный поцелуй, являющийся прелюдией к цивилизованному соблазнению. Это был страстный крик отчаяния, от которого она совершенно потеряла голову. Словно умирающий от жажды, он пил ее губы, горячий рот блуждал по ее шее, горлу, оставляя за собой дорожку поцелуев и снова возвращаясь ко рту.
Затем руки Дрейка опустились к ее бедрам, он прижал ее к себе, явно испытывая невыносимое страдание, и вскоре закинул голову в страстном крике, больше напоминавшем стон от боли:
— Элли, Боже, Элли!
Подняв трясущуюся руку, он приподнял ее лицо и заглянул в глаза.
Его прикосновение было горячим, кожа покрылась потом. Элли прижатыми к его груди руками чувствовала дрожь пронзавшего его желания, прерывистое биение сердца. Его пылкость изумляла и возбуждала. Она накрыла его руку своей, повернула голову так, чтобы поцеловать его ладонь, затем пальцы.
Дрейк выкрикнул ее имя, пальцами свободной руки еще крепче охватил плечи, оставляя на коже синяки. Он застонал, снова выкрикивая ее имя. Теперь это звучало как мольба. Но вскоре, уже будучи не в силах сдерживаться, он отдернул руку. На Элли был сарафанчик на тонких бретельках. Дрейк не стал заниматься поиском застежки, а просто опустил лямки, снедаемый желанием скорейшего удовлетворения. Ее кожа светилась в лунном свете, поражала своей белизной, была гладкой, как шелк, и мягкой, как бархат. Маленькие соски, подобные нежным бутонам, сводили его с ума. Он поднес к ним дрожащую руку.
— Бог мой, ты красива, необыкновенно красива! Фарфоровая кукла.
Однако обращался он с ней совсем не как с куклой. Прикосновения мужских пальцев были приятны, дразнили нервные окончания, наполняли эротическим желанием, пока он играл с ней. Вот он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь, и она издала стон примитивного наслаждения. Тело изогнулось от его ласк, просило все новых, умоляло не останавливаться.
Дрейк поднял голову. Дыхание его сбивалось, а руки дрожали. Он увидел, что веки ее прикрыты, что она все еще в плену чувственного восторга, который он пробудил в ней, увидел, что губы ее призывно раскрылись.
— Как ты можешь говорить, что я не нравлюсь тебе? — настойчиво потребовал он ответа.
— Нет, — выдохнула она, подняв на него взгляд. — Я больше не отрицаю. — Элли подняла веки, глаза ее потемнели от желания.
Дрейк глубоко и удовлетворенно вздохнул. Теперь, будучи в ней уверенным, он ласкал ее нежнее, наградил долгим поцелуем каждый маленький сосок, прежде чем вернуть бретельки платья на место. Взяв за руку, он повел ее к машине, но она остановилась.
— Я везу тебя к себе на квартиру, — объяснил он.