Шрифт:
Глава 1
Через неделю Марину выписали из госпиталя. Бинты с рук и ног сняли. Об ожогах напоминала только розовая кожа, да рубцы. Память полностью вернулась к ней. Генерал дал отпуск на месяц. Степанова вместе с родителями и сыном уехала в деревню.
За пару дней до этого Иван Николаевич обратился к полковнику Горчакову с интересной просьбой. По разрешению генерал-майора Бредина, Марина впервые надела на себя форму со всеми наградами за Афганистан и сфотографировалась с родителями и сыном.
Вместе с полковником Иван Николаевич еще раз попытался отговорить дочь от возвращения в Афганистан и найти работу «поспокойнее». Горчакову молодая женщина нравилась, и он присоединился к уговорам. Елизавета Корнеевна умерла, и он был свободен, хотя не решался сказать о чувствах, считая себя старым. Он прекрасно понимал, что если со Степановой что-то случится, ему будет больно и до конца жизни он не сможет простить себе, что отправил женщину в пекло. Марина отказалась наотрез, а когда через день родители вновь начали настаивать, вспылила:
– Не прекратите давить на меня, сегодня рапорт напишу об отправке!
Отец и мать испугались и смирились с ее решением.
Первым к Ушаковым забежал Витек Горев. Женщина узнала его по размашистым шагам на крыльце. Походка ничуть не изменилась. Парень ворвался в кухню вихрем. Схватил стоявшую у дивана Маринку в охапку и притиснул к себе. Прошептал на ухо:
– Живая… Я так рад!
Она усмехнулась и чмокнула приятеля в щеку:
– Можешь говорить вслух. Они знают.
– Я теперь могу сказать своим правду?
– Если хочешь…
Вечером в дом к Ушаковым вошли родители Витьки. Оба были принаряжены, и это бросилось Маринкиным родителям в глаза – праздника в деревне в тот день не было. Семейство как раз ужинало. Иван Николаевич пригласил:
– Как раз вовремя! Давайте к столу!
Алексей Гаврилович отказался:
– Спасибо. Только что из-за стола. Ешьте спокойно. Подождем!
Чинно уселись на диване. Маринка за пару минут справилась с едой и встала из-за стола. Настороженно спросила:
– Чего такое случилось, дядя Леша?
– К нам пошли. Вся наша родовая в доме собралась. Стол собрали. Услышать хотим, как ты Витьку из плена вытащила.
Родители за столом застыли. Елена Николаевна медленно положила ложку:
– Как это, «Витьку вытащила»?.. Откуда?
– Сын только сегодня рассказал, что под маской «Искандера» Маринка ваша скрывалась. И если б не она, не увидели бы мы сына никогда…
Мария Александровна Горева подхватила:
– Пойдем, пойдем, Марина! Отказываться не по-соседски. Все пошли. Мы же теперь вроде родственников стали. Иван, Лена, собирайтесь! Сашеньку наряжайте…
Даже ссылки на усталость после дороги не помогли. Горевы настаивали, и пришлось уступить. Иван Николаевич, втайне ото всех, прихватил с собой сделанную в Москве фотографию. Его, как отца, распирала гордость за дочь, хоть он и переживал за нее.
В доме Горевых собрались все их родственники. Огромный стол был полностью заставлен закусками. Никто ни к чему не притрагивался, все ждали Ушаковых. Николай внимательно посмотрел на Степанову, но женщина ничуть не обеспокоилась. После всего, что с ней было, она уже ничего не боялась. Маринку протащили в «красный» угол и усадили под иконами, попросив рассказать подробности. В доме наступила тишина.
Степановой пришлось вспомнить ту далекую операцию. Кое о чем умолчав и многое смягчив, рассказала об освобождении попавших в плен советских военнослужащих. Перед глазами проносились картины того далекого боя. Тетя Маруся тихо плакала во время ее рассказа, то и дело стирая слезы со щек фартуком. Часто прижималась к сидевшему рядом сумрачному Витьке и гладила его по плечу. Алексей Гаврилович украдкой вздыхал и подозрительно отворачивался. Марина закончила рассказ и замолчала. За столом ощутимо висела тишина. И никто не решался ее нарушить…
Инициативу перехватил Иван Николаевич, решив немного встряхнуть соседей. Он оглядел всех. Понял, что время настало. Вытащил из кармана фото и с гордостью произнес:
– Вот, смотрите, сельчане, какие Маринка наша награды имеет… Одни боевые! Куда там Тольке Белову с его танком…
Степанова укоризненно взглянула на отца, но тот не видел. Фотография пошла по кругу. Люди ахали и охали, глядя на форму, ордена и медали на груди. К ней неожиданно подошел Николай Горев. Тихо сказал:
– Марин, выйдем? Поговорить надо. Ты не бойся, я приставать с глупостями не стану…
Она кивнула и начала выбираться из-за стола. Народ, занятый фотографией, их ухода не заметил. Накинула на плечи куртку: на улице дул холодный пронизывающий ветер. Он вышел в одной рубашке. Остановились на крыльце. Николай закурил, присев на ступеньку возле ее ног. Марина прислонилась спиной к дощатой стенке терраски. Опустив вихрастую голову, парень вздохнул:
– За братуху спасибо, а меня прости и зла не держи. Больше, клянусь, не повторится! Ты теперь для меня, как сестренка стала. Мать полдня сегодня ревела да молилась. Посоветоваться хочу, да вот не знаю, как начать…
Женщина усмехнулась. Посмотрела на его склоненную голову, в которой проглядывала ранняя седина:
– Ох, Колюня, вроде взрослый мужик, а все колеблешься! Говори, как есть, пойму! Я же теперь тоже не сопливая девчонка.
– Уехать я хочу из деревни. Пробовал завербоваться на север, не получилось. Как только узнали, что сидел, так и от ворот поворот получил. Может, ты поможешь? Поговори там со своими начальниками. Я и в Афган пойду, как ты, искать наших. Только бы не здесь!
Марина вся подобралась: