У коленей Ананке
Шрифт:
Слушавший эту исповедь майор слегка покряхтел и решил выделить в рапорте словосочетание «полицейское государство». Человек он был старый и не умел в постиронию, которая в его устах вполне могла превратиться и уже превращалась в постсвободу. Ты можешь считать себя, думал он, абсолютно независимым человеком со своим собственным домом, выходом в интернет, реальными или, скорее, виртуальными друзьями, но у тебя всегда есть некое стремление ото всего освободиться, самолично нагнувшись перед рамкой картины «Я и светлое будущее России», написанной в том или ином определенном стиле. Ты мог прийти на работу и уволиться, сменить место приложения усилий вообще, быть безвольной мухой на стекле жизни, но, стоило тебе написать одно лишь слово, как из мухи ты превращался в монстра на мониторе майора, и тебя –
Что майор не знал, так это то, что будущее человека не обязательно находится в его цепких пальцах, даже если этот самый человек ни разу не высказал ни одного преступного соображения, не был в сговоре, не финансировался и не привлекался. Мать Яра, закрепив на голове бигуди и надев через голову сорочку, собиралась ложиться спать, тяжело вздыхая и косясь на читающего толстый том отца, предварительно, в силу новообретенной веры в Бога, прочитав молитву. На дворе стояла теплая погода, в воздухе летало огромное количество мошек, выхлопов дизельного топлива и звуков музыки из соседской машины. Казалось, ничто не предвещает другую грозу, кроме климатической, как вдруг…
Кит: Нам поступил донат от… ЭльдаЯкудза. «Как вы относитесь к тому, что недавно произошла смена власти на вашей бывшей родине?» Что, блин? Эйй, Яр, как ты относишься к смене власти на твоей, ыхм, родине? Он там вообще трезвый?
Яр (кашляя): Кит, загляни в новости. У тебя там все нормально?
Кит: Это розыгрыш? Это…
Яр: «Только что поступило известие, что в субботу 21-го июня, в 21 час ночи, прямо в кортеже главе страны стало плохо, вследствие чего»… Черт, что за мерзкий стиль, кто так пишет, всем бы руки повыдирал… Так, текст: Анастасия Черепанова. Прошу Настю извинить меня, но текст реально ущербный, у нас в СММ и то лучше работали. Так вот, «вследствие чего глава страны скончался в госпитале города…» Оу, мне сейчас плохо станет. Ты там, Кит?
Кит: Ага, а что?
Яр: ОН помер в Арбазовке!!! Это где я живу, понимаете вы там все или нет?
Пончик майора упал на клавиатуру и некоторое время лежал, впитывая в себя чай, пока его хозяин, в панике застегивая пиджак, садился на переднее сидение служебной машины, которую, отчаянно срывая ногти, пыталась завести женщина-водильша, или водителка, или кто бы то ни было, а через границу обрывали телефоны корреспонденты мировых новостных служб, пели громким голосом победные славянские гимны, ругались и составляли коммюнике. Когда во дворе громко свистнула первая ракета с красными сигнальными огнями, Яр заходился истерическим смехом, а донаты все сыпались и сыпались на его голову. Так сбылось одно из первых предсказаний древнегреческого философа – в одном конкретном обществе сменилась власть, и теперь настала очередь второго предсказания – сын покойного тирана должен был взять бразды правления в свои руки и направить государственных коней прямиком в университеты, чтобы находящихся там профессоров философии привлечь к управлению государством.
Отец Яра, читая книгу, неожиданно вздрогнул от прозвеневшего рядом телефона. Черный теплый аппарат яростно сиял на всю затемненную комнату
– Алло, Вань, ты? – Голос его друга и соратника буквально взмывал в трубке и опадал вниз, как будто бы он мчался по какому-то невидимому марафону.
– Да, а что? – недоверчиво произнес Ярошевский-отец.
– И… ижиков умер, – словно икая, выговорил фамилию коллега.
– Это не шутка? Алло? Откуда ты знаешь вообще, эй? – Иван Иванович Ярошевский поперхнулся и облокотился поплывшим телом о стену. – Что с нами вообще теперь будет?
– Ты про финансирование? Нет? Забудь, дело в том, что его сын…
– Нет у него сына, – громко произнес Ярошевский-отец, как бы закрывая этим саму тему беседы, которая намекала на несколько недавно появившихся в печати «разоблачений» главы государства, приписывая ему романы с сотрудницами, безымянных детей и даже далекое и странное отцовство одного из министров, который, по сути, был младше Ижикова на каких-то четырнадцать лет.
– Нет, есть, – уверяла трубка. – Мальчик недавно сдал анализ ДНК, и прямо сейчас приехал вступать в свои права…
– Но будут же выборы, – устало отмахнулся отец. – И вообще, Ижиков всегда хорошо выглядел.
– Это от стволовых клеток… ик!.. ой, – вздрогнул телефон.
– Ты пил? – озабоченно спросил отец.
– Ну, решил справить окончание труда над той книгой, – оправдалась трубка. – Все-таки свобода воли в аналитической философии вещь сложная. А как там элеаты?
– Поживают, – уклончиво ответил отец. – И все равно не понимаю, какого черта ты звонишь, если серьезно? Ну умер и умер. Я его, собственно, никогда особенно не любил, да и институт особо ничего ни от жизни его, ни от смерти не получит. Не валяй дурака.
Жена тихо засопела и подняла аристократически-удлиненную голову, подслеповато вслушиваясь в разговор.
– Кто?
Отец жестом красивых пальцев интеллигентного мужчины тихо показал ей, что спать можно. Она, однако, не послушалась, слегка привстав на локте. Луна прочертила ее угловатое выпуклое плечо и отправилась на звонкие острые ключицы. Ярошевский невольно залюбовался ей, вспомнив тот день, когда ему довелось столкнуться с ней в коридоре того выставочного комплекса, выронив пару листков с написанной лекцией ей за небольших размеров корсаж, и закраснелся.
– Ты не понял. Нас всех вызывают в университет. Одевайся… Новый начальник любит философию.
Отец недоуменно поморщился. Мать пожала плечами и постаралась вглядеться в лицо своего благоверного, умирая от желания спросить, что делается.
– Ты же не знаешь, кто его сын? – спросила трубка на той стороне и радостно выдохнула: – Это…
– …Николай Алексеев, молодой, энергичный директор многопрофильного издательства «Имплювий», специализирующегося на пропаганде изучения гуманитарных наук и тесной связи их с ныне забытой натурфилософией, – вещал неожиданно включенный Яром телевизор. – Свою кандидатскую работу он защищал по Макиавелли, докторскую – по философии Платона. Более образованным человеком, чем Алексеев, был только президент Грузии Звиад Гамсахурдия. Так что всем, кто беспокоится о судьбе нашей страны, могу сказать – мы находимся в надежных руках.
Что-то странное витало в воздухе, знать бы еще, что именно. Женщина на экране неожиданно подвязала волосы в высокий пучок и надела платье, обнажающее одно плечо, ее платье из органзы странно гармонировало с находящейся позади нее картиной, изображающей Сафо, и общим видом белой студии, выполненной из какого-то похожего на мрамор камня с закругленными силуэтами стола и высокого окна. Возле диктора на столе лежала книга, возле книги циркуль, которым она левой, кстати, рукой что-то чертила на листе бумаги, картинно изогнувшись, пока правая рука, подражавшая ораторам древности, взрезала пальцами воздух. Кажется, даже тупой зомбоящик превратился в подобие концерта классической музыки, только не постсоветского, унылого дергания за скрипочку в зале, состоящем из одних пенсионеров, а настоящего.