У конца времен

Черепанов Максим

– Информация секретная, - быстро говорит Тим.

– Брось, старик, - с легкой издевкой вставляет Йцукенг, - могу напомнить Великую Хартию, закон прямого действия. Полная свобода любой ключевой информации, не содержащей тайну личности...

Красные точки приходят в движение, и для Йцукенга разом пропадают Тим и Сву, комната и все находящееся в ней. Он тянется руками к голограмме, входит сознанием в полное соприкосновение с операторами тактических групп и видит танец разноцветных искр их глазами - с палуб флагманов и линкоров, а кое-где и еще дальше - с обзорных экранов легких крейсеров, составляющих заградительные отряды, и закрытых маскировочными полями катеров разведки, находящихся почти вплотную к позициям противника.

Враг движется вперед - медленно, полагаясь

на свое количественное превосходство. Йцукенг кивает - он видел раньше это построение "кочергой", с явно усиленным правым флангом. Базовая идея проста как топор - сковать противника по фронту, и, опрокинув его на ударным участке, зайти в тыл.

Йцукенгу знаком такой способ действий. Он также хорошо знает и его недостатки... когда в одном месте добавляешь, в другом всегда убывает. А где тонко, там и рвется.

"Кочерга" наплывает... в главной операторской голограмме она кажется совсем небольшой - сантиметров тридцать в длину, но Йцукенг видит ее в том числе и глазами тактического оператора Шло Рпа - сотни и сотни кораблей, идущих сплошным фронтом на расстоянии всего нескольких космических миль друг от друга, и это только ее небольшой участок. Редкие красные и белые вспышки не в такт - передовые отряды сходятся в стычках, отступают, сходятся снова, кружатся в дуэлях вырвавшиеся вперед асы-истребители. Легкобронированные торпедоносцы выпускают свой смертоносный груз и тут же на форсаже отходят к основным построениям... Обыкновенная суета перед началом полного и окончательного клинча, остановить который уже будет нельзя.

– Чего мы ждем?
– нервно спрашивает стратег, - почему наши стоят?

– Все правильно, кепаса Тим... надо мало-мало ждать, пусть подойдут поближе, до магнитных ловушек.

Йцукенг сейчас далеко от них: он - эскадра, он - каждый из восемнадцати тактических командиров, каждый из головных кораблей - и чувствует, как свои пальцы, неустойчивую работу реактора линкора "Каммерер" при маневре, усталость старого тактика Вапита, холодную жесткую готовность остальных действовать... тактики похожи на оркестр, ожидающий взмаха дирижерской палочки.

Движение флота реалов напоминает музыку - тяжелые, мерные перепады хэви-метала, они всегда делали упор на большие корабли... ракетоносцы, летающие крепости... такие беспомощные, когда они остаются без прикрытия и становятся легкой добычей истребителей.

Миг - "кочерга" рвется сразу в двух местах, колеблется, пытаясь выровняться, оправиться от попадания в зоны наведенного магнитного поражения, кошмарный сюрприз от инженеров сектора глобальных силовых полей, и Йцукенг понимает, ощущает каждой клеточкой тела - сейчас! Растопыренные пальцы врезаются в голограмму, и, повторяя их движение, зеленые искры двумя клиньями таранят строй красных. Оркестр Йцукенга грянул в полную силу - и это совсем другая музыка, легкая, летучая классика, переливающаяся в пространстве. Зеленых заметно меньше, но они выглядят гораздо более подвижными, и Йцукенг совершенно справедливо полагается на личное индивидуальное мастерство своих людей и ТТХ пилотируемых ими боевых единиц, далеко превосходящих показатели противника. Классическая мелодия ширится, крепнет, обретая черты вальса, глуша металл - тот сопротивляется, ухает электрогитарами и тарелками, ревет синтезатором, но все слабее и слабее и слабее в потоке набирающей силу симфонии - да, симфонии, теперь это уже именно симфония, многогранная, мультиуровневая, со своими прелюдиями и кульминациями Йцукенг парит над столом, размахивая ладонями и пальцами в такт неслышной музыке, отдавая в секунду по несколько приказов, обрабатывая рапорты и немедленно на них реагируя.

Он не замечает ни восторженных восклицаний Тима, ни странного, тяжелого взгляда Сву Цыча на своем затылке, он творит - и находится в этот момент в пике гармонии с самим собой и окружающим миром. Для него сейчас есть только музыка - и он дирижирует до тех пор, пока слабые металлические отзвуки не тонут окончательно в хрустальном перезвоне симфонии.

Человек спускается по лестнице вниз, и теперь хорошо видно, что он очень устал - глаза полуприкрыты, дыхание замедлено, лоб и шея покрыты бисеринками пота. Правую ладонь еще покалывает от рукопожатий двух голограмм - Йцукенг не любит фантомов, предпочитая общаться вживую, но не каждый день происходят игры вроде сегодняшней.

Йцукенг идет в комнату жены, и Ячсмить, как всегда, открывает двери, едва он приближается к ним с внешней стороны.

– Милый, - шепчет она, холодными кончиками пальцев касаясь его лица, шеи, груди, и Йцукенг чувствует, как ослабевает обруч, сдавивший голову, уходит из тела тяжесть и зашевелившаяся было боль.

– Девочка моя, - с благодарностью выдыхает Йцукенг и мягко привлекает ее к себе.

Ночное небо над домом Йцукенга завораживает, на него можно смотреть часами. Йцукенг так обычно и поступает - лежа в шезлонге на ночной террасе, широко отрытыми глазами смотрит в ледяную бездонную тьму над своей головой, густо истыканную подмигивающими разноцветными звездами и редкими, но яркими сполохами метеоров. Но сейчас у него гости, и он поддерживает беседу, находя удовольствие в том, чтобы рассматривать собеседников сквозь стекло высокого граненого стакана. За столиком хватает народу - Рольд с женой, дядюшка Э со своей неизменной трубкой, Ячсмить, время от времени исчезающая в доме, чтобы принести напитки и легкую закуску, Тим настоящий, живой Тим, а не стереообраз. Йцукенг встретил его час назад на посадочной площадке у крыльца своего дома - Тима свежего, подобравшегося, только что вылезшего из флаера - они обнялись, прощая друг другу старые размолвки и обиды, и вместе прошли на террасу.

Олдж тоже сидит за столом, хмуро смотрит перед собой и не притрагивается к стакану с яблочным соком. Он оживляется только тогда, когда взрослые, разгоряченные выпитым и уставшие от шумных и бестолковых споров о политике, приносят и раскладывают на столе тонкую металлическую доску, испрещенную гексагональнум узором. Йцукенг оказывается за столом напротив Рольда, Ячсмить стоит у него за спиной. Дядюшка Э вопит, что он ставит три к одному, что сделает их обоих, Тим снисходительно улыбается. Олдж смотрит на доску внимательно, не отрываясь, положив подбородок на сцепленные пальцы.

– Может быть, фору?
– доброжелательно предлагает Йцукенг.

– Обижаешь, старик - пыхтит Рольд, стряхивая с пальцев крошки и простирая ладони над доской.

– Контроль, - говорит Йцукенг, мгновенно преображаясь и делая то же самое.

Доска оживает, на ней теперь полно копошащихся синих и желтых искр.

– Стандартный набор у каждого, - говорит Тим, - поле без препятствий и сюрпризов. Стратегия в чистом виде, - и он позволяет себе улыбнуться, - готовы?

Йцукенг кивает, Рольд бормочет нечто неразборчивое.

– Поехали!
– говорит Тим, и Олдж наклоняется вперед, поедая глазами доску.

Искры сшибаются в танце, и почти сразу игроков начинает ощутимо потряхивать. Бородач крякает каждый раз, когда его бьет током, Йцукенг молча кусает губы, стреляя взглядом по доске, и вспышки сгорающих кораблей отражаются в его глазах крошечными бликами.

– Мальчишки, - ворчит Э, набивая трубку, - могли бы и отключить боль, ни к чему это уже...

– В этом-то и суть, - не соглашается с ним Тим, - им нельзя расслабляться. В реальном бою мастер-пилот каждого погибшего корабля выбывает из строя минимум на два месяца, считая мероприятия по выводу из ментального шока и восстановление формы. Это очень неприятное ощущение - гибнуть, будучи кораблем. Так что справедливо, что оператор принимает на себя часть боли пилота. Пусть символическую...

– Да, но это-то тренажер! И вообще ничего путного из таких игрищ не выходит. Что камнем по яйцу, что яйцом по камню - все одно плохо яйцу, а не камню. Толку-то... что реальские собаки, что зеленые человечки - играют не по-нашему. А мы будто друг друга мочить готовимся...

Рольд крякает особенно сильно, и на секунду его глаза закатываются, а руки безвольно повисают. В тот же миг количество синих искр сокращается вдвое, и Тим рубит воздух рукой:

– Стоп!

Йцукенг и Олдж одновременно откидываются от доски, бородач угрюмо разминает затекшие кисти и говорит: