У кошечек нежная шкурка
Шрифт:
Завоеванное превосходство хорошо закрепить ударом башмака под дых. Как он завыл, мама родная! Можно подумать, у него в штанах муравейник… И вот он уже извивается у моих ног хнычет и сучит ножонками.
Длился весь этот рекламный ролик меньше минуты.
Представление окончено. Я перевожу дыхание и только тогда замечаю, что малышка Лаура, подобрав ствол Клетчатого держит дуло прямо у меня перед носом.
— Ой! завопил я. — Дорогая моя, не стреляйте… Я ведь вам весь костюмчик забрызгаю, а счет из чистки оплатить уже не смогу!
Она колеблется: палец на курке чуток ослаб. Как долго тянется это мгновение, ё-моё, как же долго! Подумать только, какие-то идиоты жалуются в поездах, мол, перегон слишком длинный… Посмотрел бы я на них с девятью миллиметрами перед фотокарточкой, а в голове один вопрос: станет эта штучка играть в Пирл Харбор или нет?..
— Руки!
— Конечно-конечно…
Вытягиваю клешни, стараясь не терять присутствия духа:
— Послушайте, Лаура…
Она вздрагивает:
— Как?! Вам известно мое имя?
И не только это.
— Вы кто?
— Ангел небесный…
Уже было собравшись рассердиться, Лаура внезапно понимает скрытый смысл этих слов:
— Нет, серьезно?
— Да, говорю вам.
Показываю на постанывающего соперника:
— А что это за боевик хренов?
— Тьерри Фрэйзер… Покопавшись в памяти, что-то не нахожу этого Тьерри в списке Буржуа.
— Он работает на вас?
— Да.
— Буржуа в курсе?
Она с облегчением кладет пистолет на стол. Произнесенное имя полностью уверяет ее, что я — из своих.
— Я ему сказала, что познакомилась с человеком, который согласился поставлять интересующую нас информацию, и он только попросил быть поосторожнее; до сих пор все было в порядке. Тьерри из Люксембурга, его брата убили немцы, и он теперь готов им глотку перегрызть, поэтому и сотрудничает с нами.
Хм! Все это кажется мне не слишком правдоподобным. Сдается, девчушка позволила этому засранцу Тьерри себя облапошить.
Кстати, он уже приходит в себя.
— Ну что, поговорим по-честному? — поворачиваюсь я к нему. Он поднимается. Создается впечатление, что обмен любезностями еще не окончен, но Лаура вскрикивает:
— Довольно!
Мы оба останавливаемся.
— Послушайте, — продолжает она, — вся эта история кажется мне страшно запутанной…
— О, прямо мои слова! — встреваю я.
— Давайте вызовем Буржуа и проясним дело. Мне кажется, только он способен навести здесь порядок.
— О'кей, — соглашаюсь. — Так и сделаем.
— Прекрасно, — цедит сквозь зубы Тьерри. — Пока этот тип не скажет всего, что знает, я не буду себя чувствовать спокойно.
Открыв окно, при свете фонарей он что-то черкнул на листке, завернул в него монету и свистом подозвал какого-то парнишку.
— Позвони-ка по этому номеру, пусть приезжают немедленно.
Пацан живо улепетывает, а мы остаемся сидеть в полумраке комнаты. Лаура вытаскивает из кармана пачку сигарет и предлагает нам. Закуриваем.
— Надеюсь, Буржуа не заставит себя ждать, — нарушает молчание Лаура. — Вы, кстати, упомянули о…?
Слова замирают у нее на губах, а глаза широко распахиваются. Лицо заливает смертельная бледность.
— Боже мой! — бормочет она.
Тьерри явно смущен.
— Но вы же не знаете его адреса! Вы не знаете ни номера телефона, ни пароля, ничего! Где же была моя голова?! Вы не его послали предупредить!
Он напряженно улыбается и продолжает курить.
— Кому вы просили позвонить?
Я толкаю ее локтем:
— Вот кому! — и указываю на окно.
Против дома останавливаются две машины с немецкими солдатами.
ГЛАВА 12
Пожалуй, даже у того, кому назначено гореть в адском пекле, больше поводов для оптимизма, чем у меня. Жалей не жалей, а приходится констатировать, что дело дрянь: все дальнейшее будет настолько неприятным, что на рассвете моя туша примет весьма причудливый вид, сильно отличающийся от настоящего.
— Мои поздравления, — только и нахожу, что сказать Тьерри. — Со времен сотворения мира большего дерьма, чем ты, на свет не появлялось.
Ему, конечно, плевать на мои разглагольствования — он уже схватил свою пукалку и готов, при случае, разъяснить, что к чему.
— Одно хорошо, — не унимаюсь я, — людишки твои по ошибке не в ту дверь ввалились, — и смотрю в окно.
Яснее ясного, и он туда глянул — это естественно. Не дожидаясь, пока клиент допрет, что его надули, прибегаю к крепенькому апперкоту в левую скулу — прекрасное средство для укладывания непослушных детишек в постельку! Стремительно выбиваю у него пушку, подбираю ее — самое время уплатить долги! Удар рукояткой в висок, и, схватив Лауру за руку, в другую комнату — по лестнице уже стучат сапоги…
На висках выступают капельки пота. Сейчас прольется чья-то кровь, помяните мои слова!
По степени запущенности соседняя клетушка ничем не отличается от предыдущей, и, что удачно, в ней тоже есть окно. Распахиваю его — задний двор, а вернее — пустырь, по которому шли мы с Тьерри.
Высота — метра три, плюс обильные заросли крапивы на месте предстоящей посадки.
— Ну, прыгайте! — кричу Лауре.
Другого выхода нет — как в прямом, так и в переносном смысле — и она это прекрасно понимает. Переступив небольшие перильца, крошка прыгает и весьма ловко приземляется. Ну, что я говорил — спортсменка! Мне не понадобилось много времени, чтобы к ней присоединиться, и оба мы, сдается, так сдрейфили, что даже не чувствуем ожогов крапивы.
Слава Богу, уже совсем темно, и, когда наконец раздается первая очередь, мы успеваем скрыться в тени палисадника. Рассиживаться некогда, и мы рвем с места так, что Лядумег [3] показался бы рядом с нами одноногим.
Фрицы не тратят ни времени, ни патронов на пустую стрельбу в темноту. За спиной весьма скоро раздается гулкий топот множества ног, приказы, проклятия… Похоже, и в Германии есть свои олимпийские чемпионы, так как от шайки преследователей отделяется какой-то солдат и быстренько начинает нас догонять. На мой взгляд, даже слишком. Палец давно на предохранителе — сбрасываю его и, резко обернувшись, стреляю. Паренек, помахав с минуту граблями наподобие матроса-сигнальщика, рухнул как подкошенный. Но этот импровизированный тир, к сожалению, не охлаждает пыла сероштанников.
3
Лядумег, Жюль — французский бегун, серебряный медалист Олимпийских игр 1928 г.