У кошечек нежная шкурка
Шрифт:
С естественным в нашем положении беспокойством спрашиваю себя, как долго еще продлятся эти тараканьи бега, и главное — куда они приведут. Мы оставляем за спиной ту no man's land [4] , которая начиналась пустырем, и выбегаем на довольно освещенную улицу — а это уже хуже… Только цифр на спине не хватает — мишени бы получились хоть куда!
Не сбавляя скорости, толкаю Лауру в боковой проулочек… Если кто скажет, куда это мы так несемся, буду очень признателен!
4
Ничейную
Внезапно я слышу музыку, и, еще раз свернув, — что, впрочем, нисколько не обманывает желающих нам лишь добра гансов — мы, с горящими глазами, задыхаясь, вылетаем на занятую ярмаркой площадь.
Возблагодарив провидение — надо же было свернуть именно сюда! — я уже понадеялся было затеряться в толпе, но воздух тут же прорезал пронзительный свисток.
Ему ответил второй, потом еще один, и вот уже со всех сторон появляются знакомые серые мундиры. Да мы же просто окружены в этой ярмарочной гулянке! Ничего себе… Чудесный выходит эпизод — смерть, бродящая среди каруселей, автодромов и лотков с мороженым.
То, что мы влезли в самую гущу веселья, придает странное чувство безопасности — пусть нас убьют, но останутся свидетели! Утешеньице, в общем, так себе…
Лаура стоит красная как рак, это видно даже в разноцветном мигании лампочек. Наверное, от быстрого бега, но, как мне кажется, и без крапивы тут дело не обошлось.
Эта девочка не из робкого десятка — и это мне в ней нравится! Да и потом, ее покладистость в данной ситуации тоже вещь немаловажная. Не глупая покорность забитой школьницы, а разумное и сознательное повиновение девушки, почуявшей опасность и решившей довериться надежному человеку, чтобы выпутаться из передряг. Мысль о том, что надежный человек — это ваш покорный слуга, наполняет меня гордостью так, что я становлюсь похож на резинового человечка с рекламы шин «Мишлен».
Останавливаемся.
— Бежать бесполезно, давайте-ка передохнем и покумекаем, как быть, — предлагаю я.
Прикинувшись давними любителями стрельбы, подходим к тиру. Чтобы думать быстрее, я готов бросить себе в башку пару новеньких монеток!
Тьерри все еще жив, вот что самое паршивое! У меня не было времени его ухлопать, и в данный момент он, как пить дать, возглавляет разыскивающих нас бошей. Эти идиоты не поленятся перерыть весь город, лишь бы нас зацапать; площадь уже окружена и, чтобы отсюда выбраться, мыла придется извести немало.
По сторонам начинается странная суматоха, и я догадываюсь, что означать это может только одно — потрошиловка началась.
— Идем!
Хватаю Лауру за руку.
— Куда?
— Прокатимся на автодроме…
Она удивлена, но молча следует за мной. Очередной заезд как раз начинается; вталкиваю мою лапочку в одну из машинок и сажусь за руль.
— Может, нас не заметят — мы слишком на виду, понимаешь?
Она кивает.
— Тот, за кем погоня, или бежит, или прячется, а не выпендривается в свете прожекторов перед тысячной толпой.
Положив револьвер на колени, втискиваюсь в гущу кретинов, находящих жутко забавным врезаться друг в друга.
Лаура прижимается ко мне, и только тут я замечаю, до чего же она маленькая и хрупкая. Ее движение наталкивает меня на мысль: обнимаю ее за плечи — и вот мы уже влюбленная парочка.
Волнение в толпе докатывается до нашего манежа. Отовсюду слышно: «Папир! Папир!» [5] . На платформу взбираются несколько солдат; быстро окинув взглядом машинки и, видимо, не найдя ничего подозрительного, они убираются восвояси.
5
Папир! — искаж. нем. Papiere — бумаги, документы.
Никогда больше не сяду в эти сволочные тачки на автодроме! Третий, четвертый, пятый круг… Пол начинает уходить из-под ног, а в голове звенит от передергивания затворов — удар Тьерри даром не прошел. Хорошо еще, у меня под боком Лаура и ее горячее плечо; она так дышит в ухо, что жутко хочется жить!
— Господи! — вдруг подает голос малышка. Мать моя, как она побледнела!
— Что такое?
— Вон там, у кассы…
Смотрю туда — Тьерри! С маленькой эстрады обводит толпу таким взором, словно стоит на караульной вышке. Слава Богу, он к нам спиной…
— Ну, спокойней!
Мы обнимаемся еще крепче, и я, обливаясь потом, пробую удержаться в самой гуще машинок.
Но что это? Пронзительный крик раздается над манежем, и я вижу, как какая-то девица тычет в меня пальцем, вопя, как попавшая в капкан лисица. Остальные, проследив, куда она показывает, тоже принимаются голосить во все горло.
Вот те на! Я что, уже стал кентавром, или, еще хуже, бородатой женщиной? Чего это они на меня вылупились?
— О нет! — простонала Лаура.
— Да в чем дело?
— У вас открылась рана, кровь просто хлещет!
Так вот почему по шее разливалось такое странное тепло! А я думал, пот…
До меня доносится свисток Тьерри. По нелепой случайности этому болвану удалось-таки нас засечь! По его знаку механик вырубает ток, музыка глохнет. Несмотря на всеобщий ажиотаж, воцаряется гнуснейшая тишина.
Ну, ребята, открывайте зонтики — сейчас польется свинцовый дождик!!!
ГЛАВА 13
Так и есть — первая пуля чиркает по рулю машинки. Что за черт, откуда? Бес его знает; скорее всего, у какого-то фрица нервы не выдержали, вот он и пустил калиброванную слюну — Тьерри со времени своего свистка не шевелился. Он смотрит на меня полными ненависти глазами, а рожа его просто сияет садистским восторгом. Попади мы сейчас к нему в руки, у нас тоже кое-что засияет…
— Все пропало, — не выдерживает Лаура.
Фантастика! В самый критический момент всегда находится такая цыпочка и брякает эдакое, что у вас аж кровь закипает.
«Пропало»! Мать вашу, да у нас не больше шансов улизнуть, чем у горящего в крематории доходяги — умереть от переохлаждения, и все равно надо попробовать! Надо, если тебя зовут Сан-Антонио, а в товарищах по несчастью — кошечка типа Лауры.
Срикошетившая пуля производит эффект если не разорвавшейся бомбы, то уж, по меньшей мере, лопнувшей лампочки — всех балбесов, что веселились вокруг, словно ветром сдувает, и мы остаемся одни в окружении сероштанников.