У кошечек нежная шкурка
Шрифт:
Пройдя несколько метров, принимаюсь энергично тереть правый глаз, и вот он уже покраснел и припух. Я захожу в «Оптику».
— У меня конъюнктивит, — объясняю я. — Свет чудовищно утомляет зрение. Нет ли у вас слегка затемненных очков?
Хозяин сразу смекает, что мне нужно, и я выбираю себе очки с простыми, но темными — слегка, чтобы не очень уж привлекать внимание, — стеклами. В ближайшем бистро захожу в туалет и, запершись в кабинке, отрываю каблук у одной из туфель, что существенным образом меняет мою походку — я вдруг начинаю страдать легкой хромотой. Завтра, кстати, у меня уже отрастет щетина, и даже моему фининспектору меня не
Покупаю вечерние газеты. Все они, конечно, полны описаниями моего дела и в один голос называют меня убийцей, чудовищем, опаснейшим террористом и так далее в том же духе. Не без интереса узнаю, что я, оказывается, и есть убийца Слаака, тело которого обнаружил какой-то паршивый почтальонишко, и что, по всей видимости, я также вхожу в террористическую группировку, обстрелявшую в Ля Панн ресторанчик «Отважный петух». О девушке ничего особенного не говорится, за исключением того, что она тяжело ранена; ее называют не иначе, как «несчастная жертва», что, естественно, ничего не проясняет.
Разочарованно выбрасываю газету в водопроводный сток и решаю серьезно взяться за это дельце. Перебираю в уме имена подпольщиков — их семеро, и предатель — среди них.
А что, если начать с женщин?
ГЛАВА 10
Одну из них зовут Лаура. Сказав себе, что у киски с таким имечком физия будет явно не как у продавщицы унитазов (прекрасный пол я чувствую, как рыба — воду), решаю начать расследование с нее.
Обитает она рядом с площадью Парламента, на маленькой улочке, серой и печальной — как старая книга с облупившейся позолотой. Но есть в этом и свой шарм — глядя на фасад с зарешеченными оконцами, я чувствую, как теплая волна приливает к сердцу. Поиски предателя, война — все это так мне опротивело, что больше всего на свете хотелось бы сейчас оказаться в уютной такой комнатушке, меж двух белых ручек… Любовь, что ни говори — единственная клевая штука на этой сволочной планете!
Тут, прервав мои умствования, из подъезда выпархивает нечто, похожее на античную богиню. Мой звоночек под кумполом — ну, как те, что на вокзалах дают знать о прибытии поездов — сразу же тренькнул мне, что это карманное издание вселенской красоты и есть Лаура.
На ступеньках она сталкивается с огромной, солидной матроной — не уже магазинов на Больших Бульварах — и улыбается ей:
— Добрый день, мадам Дёлам.
Хотите верьте, хотите нет, но голосок у нее под стать внешности — встряхивает от него не слабее, чем от удара током.
Кошелка басит ей в ответ:
— Здравствуйте, здравствуйте, мадемуазель Лаура.
О! Что я вам говорил! Нюх у Сан-Антонио хоть куда — чтобы узнать, что к чему и почему, ему совершенно не обязательно забегать к гадалке за углом.
Недолго думая, навостряю за девчушкой лыжи. Ступая по ее не успевающим остыть следам, прикидываю, как у малышки с рельефом местности. М-да-а, когда встречаешь такую кошечку, поневоле задаешься вопросом, сколько же нужно хлопнуть брома, чтобы уже больше не тревожиться по этому поводу!
Сложена эта конфетка не хуже Венеры Милосской: под кофточкой в такт шагам подпрыгивают обольстительнейшие грудки, умопомрачительные светлые волосы спускаются чуть ниже пояса, а ножки
Она уверенно вышагивает по мостовой — по походке сразу видать спортсменку. Повиляв немного по улочкам, выходим на огромную площадь, серее и печальнее которой в Брюсселе, наверное, ничего нет. Пташка прямиком летит в кафе и усаживается за один из столиков — я поступаю так же и, скрывшись за газетой, принимаюсь ждать. Не проходит и несколько минут, как какой-то тип подваливает к столику Лауры и опускается на стул рядом с ней. Не спеша оглядываю его. Высокий, худой, довольно приятное лицо, которое, правда, слегка портят бегающие глазки. Явно не ухажер — моя лапочка довольствуется тем, что лишь вяло пожимает его клешню.
Сдвигаю ушки на макушку, стараясь уловить, о чем там базар. Но не тут-то было: треплются они по-фламандски, а этот язык непросто просечь бельвильскому пареньку, из иностранных языков знающему только матерный.
Ничего не остается, кроме как наблюдать, и я не отказываю себе в этом маленьком удовольствии. Странно — когда я смотрю на этого мужика, мне кажется, что я его уже где-то видел. Но — что самое поразительное — это чувство пропадает при первом же взгляде на лицо. Что за черт! Началось это, как только он вошел и повернулся спиной, проходя между столиками. Усердно чешу себе башку вилкой, но ясности от этого не прибавляется…
Голос его мне явно ничего не говорит, жесты тоже… Вот незадача! Это как с именем — на языке вертится, а в голову не приходит.
Стараюсь подумать о чем-нибудь другом, но впустую — этот вопросительный знак пляшет передо мной, как соломинка в водовороте. Где же я видел этого козла, мать вашу?! Случайно опускаю глаза, как бы надеясь отыскать ответ в устилающих пол опилках, и это неожиданно замыкает цепь в моих мозгах.
Лезу в портфель за той фотографией, что была сделана девушкой из Ля Панн. Внимательно ее разглядываю, и мой наметанный глаз лишь подтверждает пришедшую в голову мысль. Кусок пальто, нога в брючине, туфля — вне всякого сомнения, это их я вижу под соседним столиком, они принадлежат тому парню, который болтает с Лаурой. Узнаю клетчатую ткань его пальто, полосочки на брюках, трехслойные подошвы, и даже выбоину на каблуке, видную на фото!
Я торжествую: взял-таки я его за задницу, того чувака, что прихлопнул Слаака и бедняжку с фотоаппаратом. Я его застукал, и теперь он, прежде чем отправиться на каникулы туда, где над землей перед дождем низко летают не ласточки, а ангелы, выложит мне все подробно и обстоятельно, как шеститомный словарь «Ларусс».
Залпом допиваю бокал и выхожу — предпочитаю дождаться своего подопечного снаружи, так он не заметит, что за ним следят. Спрятавшись за фонтаном, я покуриваю отвратительную сигару, дымящую, как асфальтный каток, да и пахнущую примерно так же.
Через четверть часа парочка выползает на воздух; попрощавшись, они расходятся в разные стороны. Я, конечно, отправляюсь за Клетчатым, так как найти Лауру, зная ее адрес — не проблема.
Он двигает к ближайшей трамвайной остановке. Просекаю его замысел и, чуть поспешив, прихожу туда раньше — азбука сыска в том и состоит, чтобы опережать, а не следовать.
Мы поднимаемся на платформу, каждый со своего конца; я стою спереди и могу легко наблюдать за маневрами клиента, пока, правда, погрузившегося в раздумья. Едем мы довольно долго, несмотря на бешеную скорость, которую развивают бельгийские трамваи.