У кошечек нежная шкурка
Шрифт:
ГЛАВА 22
В ушах начинает звенеть, и я говорю себе, что на этот раз партия проиграна всухую, причем расплачиваться за жетоны придется не только мне, но и Буржуа, мамаше Брукер, Лауре — короче, всем.
А виноват я один! Это я сел в лужу, так прошляпив опасность, — я, слывший за парня с неслыханной интуицией! Черт возьми, ведь проще пареной репы было додуматься, что та бедняжка с фотоаппаратом не могла быть шпионкой хотя бы потому, что пожертвовала жизнью ради поимки Тьерри. Шпионкой как раз была Тереза, так называемая Тереза… Замаскировавшаяся под невинную санитарку, чтобы сподручнее было следить за Слааком.
Глянув
Да, она, похоже, действительно предупредила фон Грессена — тот с беспокойством озирается по сторонам. Меня ищет… Если не хлопнуть его сейчас, все пропало.
Обходя группки гостей и стараясь по возможности не выделяться из толпы, приближаюсь к шефу гестапо сзади. Тереза настолько поглощена описанием деталей, что на время выпустила меня из виду. Тем лучше — чтобы остановить нас с Буржуа без битья посуды, им придется очень сильно пошевелить мозгами.
И вот я уже в нескольких метрах от этой парочки; прикинувшись, будто уронил перчатку, ставлю поднос на столик и укрываюсь за огромным креслом — там, между диваном и оконным проемом, меня никто не заметит. Вытащив из кобуры свою девятимиллиметровку, натруженным в этом деле большим пальцем взвожу курок.
Встаю на колено, сгибаю левую руку и устраиваю нечто вроде опоры — мне никак нельзя промазать, не время сейчас выкидывать фокусы. Закончив это весьма щекотливое дельце, скорее всего, не придется выходить на середину зала, дабы поприветствовать почтенную публику и сорвать аплодисменты. Я ойкнуть не успею, как буду изрешечен пулями, да так, что через мою тушу можно будет читать даже при не очень сильном освещении. Так что надо попасть — по всему, этот мой выстрел будет последним.
Прищурив глаз, медленно поднимаю ствол и, когда железный крест на груди почтенного фрица, повернувшегося в этот момент ко мне, попадает в прицел, нажимаю на курок.
Все происходит совсем не так, как предполагалось. Запомните, вы, шайка безмозглых тупиц — на самом деле случается отнюдь не то, что вы там себе напридумывали. Вместо всеобщей паники, которую можно бы было предвидеть, вокруг какое-то время продолжает царить полное спокойствие — просто музыка наяривала так оглушительно, топот, звон бокалов, шум разговора были настолько громкими, что выстрела никто не заметил, если не считать, конечно, самого фон Грессена, завалившегося набок с куском свинца в сердце, да его верной помощницы, завопившей что было сил…
Эти ее крики мне только на руку: вокруг парочки образуется плотная толпа. Надо бы, по идее, уладить дела и с этой сучкой — слишком уж она много знает, — но достать ее через сотню-другую кретинов, давящих друг друга возле трупа фон Грессена, будет явно непросто. Остается только с разочаровывающей простотой сматываться.
Сталкиваюсь в коридоре с Буржуа.
— Дергаем! — бросаю я коротко.
— Все в порядке?
— Да.
— Тогда съ.....емся!
Забывшись, он впервые за время нашего знакомства произнес бранное слово, чем, похоже, сильно смущен. Как будто сейчас время смущаться!
— Где автомат?
— В шкафу, а…
— Бегите, время дорого!
— А как же вы?
— Надо кое с кем рассчитаться — для этого мне и понадобится тяжелая артиллерия. Тереза — та самая шпионка, опознанная в Лондоне на отправленном вами фото. Ее необходимо убрать, она чересчур осведомлена… Дело рисковое, и вам вовсе незачем гибнуть вместе со мной, так что бегите, черт вас подери!
Музыка внезапно стихает, и поднимается невообразимый гвалт.
Пока я стою, развесив уши, Буржуа залезает в шкаф, вываливается оттуда с автоматом наперевес и отталкивает меня плечом, буркнув на ходу:
— Теперь мой черед! — и устремляется в зал.
Собравшись было последовать за ним, я быстро передумываю. Если парень хочет сыграть свою партию соло, принести свою тушу на алтарь этой гнидской войны — это его право. Час пробил, он это услышал — и вот его ответ.
До меня доносится грубое рявканье автомата, который, как разряд грома, сеет вокруг смерть полным ходом. Ему отвечает несколько выстрелов, и глухое ворчание смолкает. Настало время отсюда выбираться, да притом на цыпочках. Буржуа, похоже, уже откатал обязательную программу, а вот нам, если ему не удалось ухлопать Терезу, будет совсем не до произвольной!
Бросаюсь к выходу, приняв абсолютно идиотский вид и горланя:
— На помощь! Сюда, скорее, убивают!
Я безутешно заламываю руки и подбегаю к охранникам. С криками «Achtung!» [7] тычу им на здание пальцем, и они, клюнув на такую нехитрую удочку, бросаются сломя голову внутрь посольства.
Путь свободен, по крайней мере, на время. Обидно все-таки, что бедный Буржуа поставил кеды в угол — он был храбрым малым, мировым мужиком и предводителем крутых парней. Я не девочка, но моя щека подозрительно взмокла, когда я думал об этом славном парняге, созданном прожить жизнь тихим маленьким коммерсантом, коротать время за картишками с бургомистром и фининспектором да потягивать пивко. Но эта б…ская война превратила его в окровавленный труп, которому присвоят какую-нибудь медальку и навсегда забудут.
7
Внимание (нем.).
Размышляя обо всем этом, направляюсь к машине — не бегом, но достаточно быстро, поскольку меньше всего хочу, чтоб меня окликнул часовой. Только бы эти олухи из посольства не успели еще позвонить в полицию: тогда перекроют все дороги, а мне еще Лауру с толстухой забирать. Куда я, правда, их повезу? That is the question! [8] Забавное положеньице…
Завидев тачку, ускоряю шаг. Открываю дверцу и уже скольжу на сиденье, как кто-то произносит:
— Руки!
С другой стороны машины вырисовывается тень, которую я быстро узнаю:
8
Вот в чем вопрос! (англ.) — слова Гамлета из одноименной трагедии Шекспира.
— Тереза, девочка моя!
— Она самая!
— Буржуа тебя упустил, да, зараза ты этакая?
— Да он просто лопух, я, как только увидела, что он входит, сразу нырнула в боковую дверцу.
Она обходит автомобиль спереди и командует:
— Повернись спиной.
Делать нечего — повинуюсь. Свободной рукой она шарит у меня в кармане и выуживает оттуда револьвер.
— Ну а теперь действительно можешь сесть за руль.
— Как, ты меня не сейчас пришьешь?
— Что ты, у нас с тобой все еще впереди!