У кошечек нежная шкурка
Шрифт:
— Ничего себе не сдержалась! Приди я пятью минутами позже, она бы превратилась в отбивную котлету… Да нет, тебя никто не упрекает — эта падаль вполне заслужила подобную трепку, как, впрочем, и много других вещей, до которых, надеюсь, мы еще дойдем.
Вытаскиваю кляп у Терезы изо рта:
— Ну что, милочка, покалякаем за жизнь?
— Мне что-то сегодня не до разговоров…
— Все женщины болтливы, в большей или меньшей степени.
— Исключения лишь подтверждают правило! Решительно отстранив меня, Лаура подходит к пленнице:
— Дай
И верно, наша гостья по цвету лица приближается к мумии Рамзеса II, губы ее начинают подрагивать. Этим надо воспользоваться.
— Слушай, — трогаю ее за плечо, — если ты не хочешь разговаривать со мной, то с тобой побеседует Лаура, пока я пойду пропущу стаканчик-другой…
— Нет, только не это!
— Я ведь не собираюсь спрашивать у тебя доказательства всяких там теорем, мне просто хотелось бы внести немного ясности в историю, случившуюся в Ля Панн. Что это была за девочка, которую потом пристрелили?
— Любовница Тьерри.
— Немка?
— Нет, она из Люксембурга.
— Так, дальше…
Она откашливается.
— Я получила задание вывести на чистую воду одного человека из Ля Панн; мое начальство заподозрило, что у него дома — перевалочный пункт для парашютистов. Чтобы не привлекать к себе внимания, я устроилась работать санитаркой в больницу по соседству, что было не так уж сложно, так как она большей частью была занята нашими войсками. Я выполнила поручение, мне удалось раскусить Слаака. Когда наши были предупреждены, приехал Тьерри, чтобы лично убрать бармена и пошарить у него в доме в поисках тайника. За некоторое время до этого он увлекся некоей Мод Брюмер, которую вы видели.
— Дальше…
— Мне сразу не понравилось, что Тьерри всюду таскал ее за собой. Да и сама она… Я начала за ней следить и пришла к выводу, что и она в свою очередь следит за Тьерри. А когда я увидела, как она фотографирует своего любовника возле дома Слаака, то поняла, что не ошиблась на ее счет, и сразу же предприняла все необходимое, чтобы ликвидировать ее без ведома Тьерри. Тот явно был бы не в восторге, узнав, что его девочка арестована по моей наводке.
— Черт, а ты времени даром не теряла…
— Что правда, то правда.
— Ну, а потом?
— Все. Раненую привезли в госпиталь, и я занялась ею уже непосредственно.
— И довела дело до конца?
— И довела дело до конца, естественно. Я было хотела еще отыскать сам фотоаппарат, но он как сквозь землю провалился. А когда вы попросили повидаться с ней, до меня дошло, что вы тоже замешаны в этом деле, и я передала ваши приметы в гестапо.
— Так-так…
Я почесал себе нос.
— И все-таки это совсем не объясняет, почему кошечка, которую я до этого в глаза не видел, сунула фотик в карман именно мне?
— Она и на этот счет исповедалась мне, прежде чем дать дуба.
— Ты называешь это «исповедаться»!
Она улыбается.
— Эта девчонка бродила возле кафе, так до конца и не разобравшись, что же все-таки произошло… Увидев, как вы вошли, затем вышли, но так и не побежали в полицию, она сразу поняла, что вы — из Сопротивления.
— Она тоже сопротивлялась — но только по-своему.
— Это точно.
Лаура нежно берет меня за руку:
— У тебя сигареты есть?
— Да, вот, держи…
Она зажигает одну, прикуривает от нее вторую, которую и протягивает мне со словами:
— Я считаю разговор с мадемуазель на этом законченным. Она нам больше не нужна, правда?
Подтекст этой реплики я просекаю тут же: лапочка Лаура, вооружившись своим темпераментом волчицы, сгорает от желания посчитаться с Терезой. Это мне совсем не по душе: мне, сентиментальному вздыхателю, будет чрезвычайно тяжело убрать бабенку, с которой я тискался ночи напролет.
— Спокойно! — отвечаю я. — Мы постараемся раздобыть для этой мышки… серенькой мышки… неплохой билетик.
— Билетик в пекло преисподней?
— Не исключено, но только через Лондон!
ГЛАВА 24
Почти целые сутки мы проводим на чердаке. Шпионка по-прежнему привязана к стулу; время от времени она впадает в прострацию, иногда плачет, а иногда испепеляет нас таким взглядом, будто только и мечтает, что выковырять нам глаза чайной ложкой.
Чувствую, что скоро тронусь с этими двумя самочками, тем более, что Лаура все меньше и меньше сдерживает свое желание. Она уразумела, что между австриячкой и мною что-то все-таки было, и ей не терпится взять реванш. Обильно расточая ласки, поцелуи и легкие пощипывания, она в конце концов дико меня возбуждает.
Ну а что, я ведь всего-навсего мужик и, что самое печальное, мужик, временно никем не занятый. Я поддаюсь на ее соблазнительные уловки, и, хотя до сих пор мне не приходилось проделывать подобные штуки в присутствии аудитории, малышка так орудует пальчиками, язычком и всем остальным, что заставляет забыть о соседстве третьего — по всем правилам лишнего.
Просто черт знает что только можно выдумать! Праздничный салют, даже ясным днем, не так впечатлил бы, как наш номер «бери-меня-всю». Готов спорить, Лаура нарочно так стонала и издавала звериные вопли…
Когда мы наконец отрываемся друг от друга, бросаю взгляд на Терезу. Да-а-а… По бледности она не уступает кабачку, на висках — пот, а глаза горят, как раскаленные уголья.
— Он просто великолепен! — говорит ей Лаура, показывая на меня.
Та ничего не отвечает и отворачивается. В общем-то лучшей пытки для нее и придумать нельзя…
Внезапно дверь распахивается, и на пороге предстает мамаша Брукер с доброй сотней своих килограммов.
— Объявлено осадное положение, — выпаливает она, — город прочесывается снизу доверху, каждый дом перерывают до нитки… Ах, ребятки, я так боюсь!