У Кремлевской стены (сборник)
Шрифт:
Это мост-монумент, мост имени Защитников Москвы.
А дальше — улицы-памятники Зои и Александра Космодемьянских, генерала Черняховского, Лизы Чайкиной, генерала Панфилова, Степана Супруна, Владимира Викторенко, Николая Острякова, площадь Марины Расковой.
Герои, погибшие за Москву, за Родину и воплотившиеся, как хорошо сказал поэт, в «строчки и другие долгие дела».
Под мостом — красно-желтый трамвай. Может быть, это твой старый знакомый? Уже более 30 лет бегает 23-й вдоль Ленинградского шоссе. Может быть, возил и тебя на работу, в гости и по воскресеньям в Покровско-Стрешнево?
12
Летом 1941 г. площадь перед вокзалом зеленела от новых гимнастерок. С перрона доносилась медь оркестров, провожавших маршевые части. А здесь, на площади, тысячи красноармейцев ожидали погрузки. Одни пели и плясали в кругу под гармошку. Другие, задумчивые, молчаливые, сидели на вещмешках, глубоко затягиваясь махрой…
Сейчас все замерло на шумной площади. Тишина. Обнажились тысячи голов.
В начале улицы Горького траурная автомашина остановилась у пушечного щита. Гвардейцы-таманцы бережно перенесли саркофаг на артиллерийский лафет. На гроб, на каску тихо падали снежинки…
Далеко вдоль улицы, запруженной москвичами, вытянулись «газики» — 54 машины, 27 рядов, на сиденьях — 140 венков.
От ЦК КПСС.
От Совета Министров СССР.
От Президиума Верховного Совета СССР.
От Исполкома Моссовета.
От трудящихся Солнечногорского района.
От воинов гвардейской Таманской дивизии…
Сейчас… Сейчас начнется последний путь Неизвестного солдата по главной улице Москвы, за которую он отдал жизнь и которую, может быть, никогда не видел.
И вот траурный марш разорвал тишину.
Медленно поехали «газики» с венками… Скорость — три километра в час. Ветер развернул боевое знамя над гвардейским бронетранспортером, буксирующим лафет с гробом… Отпечатали первые железные шаги 20-летние часовые почетного караула по бокам саркофага…
Эшелон из Прошлого двигался по запруженной людьми улице Горького.
Кто он? Из Сибири, из Рязани? Был убит в семнадцать, сорок лет? И седая женщина глазами Провожает траурный лафет. — Мальчик мой! — сухие губы шепчут. Замирают тысячи сердец, Молодые вздрагивают плечи: — Может, это вправду мой отец?.. [60]60
Стихи Юлии Друниной.
И казалось, бронзовый Горький у Белорусского вокзала, провожая долгим взглядом саркофаг, говорил:
«Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!»
А на следующей площади агитатор-горлан Маяковский, встречая траурный кортеж, словно обращался к солдату и всем павшим: «Тише, товарищи, спите… Ваша подросток-страна с каждой весной ослепительней, крепнет, сильна и стройна…»
Склонив обнаженную голову перед безымянным сыном Отечества, бронзовый Пушкин, казалось, повторял проверенное временем предсказание: «К нему не зарастет народная тропа».
Оркестр исполнял песни 41-го года, и порой тишину улицы Горького разрывали рыдания женщин, вызванные мелодией, разбудившей память, всколыхнувшей сердце.
…Дом № 9. Многие успели забыть, что его массивный цоколь облицован норвежским гранитом, заготовленным по приказу Гитлера для будущего монумента победы Германии во второй мировой войне… Поторопился фюрер. Декабрьским днем 1966 г. мимо блоков гранита, покорно легших в основание московского дома, ехал Солдат, заложивший один из первых зарядов под тот фашистский памятник, ехал победитель, осененный красным знаменем.
…Пушечный лафет остановился перед трибуной, сооруженной близ входа в Александровский сад. На ней — руководители партии и правительства, делегаты москвичей.
…Мы не знаем, были ли траурные речи в 1941 г., когда Неизвестного солдата опускали в братскую могилу на обочине Ленинградского шоссе… Комиссар 1073-го полка, взявшего Крюково, вспоминает, что убитых бойцов «хоронили не под залпы салюта, а под звуки разрывавшихся вблизи снарядов и бомб». Так бывало не только под Крюковом.
3 декабря 1966 г. Родина сказала материнское слово над прахом всех сынов и дочерей, погибших в безвестных окопах, у незнакомых поселков и на безымянных высотах, раскинувшихся от канала Москва — Волга до Эльбы и Влтавы.
Не цепочка уставших после боя товарищей — десятки тысяч москвичей замерли в торжественном и строгом молчании на Манежной площади, перед Александровским садом. Десятки тысяч?.. Нет, миллионы! «Интервидение» позволило прийти к священной могиле ленинградцам и тбилисцам, таллинцам и сибирякам, варшавянам и пражанам.
Не пяток винтовок, еще не остывших после боя, — целый артиллерийский дивизион поднял в Александровском саду стволы к небу, готовые дать трехкратный прощальный салют.
Над прахом героя, над всей страной прозвучали речи — клятвы на верность павшим.
Маршал К. К. Рокоссовский:
— Эта могила Неизвестного солдата у древних стен Московского Кремля станет памятником вечной славы героям, погибшим на поле боя за родную советскую землю, здесь отныне покоится прах одного из тех, кто грудью своей заслонил Москву.
Вальцовщик В. И. Дюжев:
— Для нас, рабочих «Серпа и молота», в этой могиле лежат и наши товарищи — сталевары, которые прямо от мартенов и прокатных станов ушли в бой за Родину, за Москву и отдали за нее свою жизнь.
Мать двух Героев Советского Союза Л. Т. Космодемьянская:
— Все матери, потерявшие детей в великой войне за нашу Родину, будут приходить сюда не только со своей печалью и горем, но и с великой гордостью за своих детей. И если над Родиной вновь нависнет опасность, советские матери благословят своих детей, как и в то тревожное время, на ратные подвиги, сами соберут вещевые мешки, сами дадут оружие в руки.
Рядовой Е. П. Семенов:
— Мы склоняем головы перед твоим подвигом, Неизвестный солдат, и клянемся на твоей священной могиле, что, если на Родину вновь нападут враги, мы до конца выполним свой воинский долг, как это сделал ты.