У кромки прибоя
Шрифт:
Мэри в ужасе уставилась на него. Не думает же он… неужели он считает, что Генри…
— Синтия прекрасно плавала, а Генри с детства боялся воды, поэтому его версия о том, что он просто не смог пересилить себя, когда Синтия упала за борт, казалась правдоподобной. — Томас покорно пожал плечами. — И все эти годы я считал это правдой. Но, когда вы сказали мне, что Нина упала с лошади, я был потрясен: она настолько же крепко сидит в седле, насколько хорошо плавала ее мать.
— И вы подумали, что Генри хотел причинить ей вред… — поняла Мэри страшную истину.
— Лишь ненадолго, — заверил ее Томас. — Уолтер считает, что это его вина. В последнее время он стал очень забывчив и признался мне, что не мог даже вспомнить, как седлал лошадь Нины, не говоря уж о том, правильно ли закрепил подпруги. Я знаю, Нина расстроена его уходом, но это и правда было целиком его решение.
Очень мудрое, учитывая обстоятельства. И Нина его поймет, если ей должным образом все объяснить.
Как поняла теперь Мэри, история взаимоотношений Синтии и Генри, рассказанная им самим, оказалась вымыслом. Она ни мгновения не сомневалась, что версия Томаса единственно верная. Мэри вдруг вспомнилось, как ополчился против нее Генри, когда почувствовал, что она неравнодушна к его брату!.. Похоже, Томас прав: чем дальше будет Генри от этой семьи, тем лучше.
— А теперь, — твердо сказал Томас, — я хочу узнать, почему вы решили, что я влюблен в Эстер. Вы ведь так считаете, верно?
Мэри старательно избегала его взгляда.
— Вы сказали тогда, что она говорила с вами по телефону, но отказалась от личной встречи.
— Да, — подтвердил Томас. — И я наконец понял, почему она не хочет встречаться со мной.
— Из-за своих отношений с Генри? — догадалась Мэри.
— Да. Косвенно.
— Косвенно? — озадаченно переспросила она. — Я не понимаю. — И это действительно было так. С ее точки зрения, зависимость была самая прямая: в отсутствие Томаса Эстер вступила в связь с его братом.
Томас теперь тоже встал.
— У меня такое чувство, что вам это не понравится, — предположил он.
Мэри вообще не нравился этот разговор, ей было нестерпимо обсуждать его чувства к другой женщине. И Томас, похоже, наконец-то понял это. Догадывался ли он и о том, что причина — в ее любви к нему? Если так, то вдвойне унизительно.
— Все равно объясните, — вздохнула она.
Он набрал в легкие побольше воздуху.
— Прошлой ночью, когда мы занимались любовью…
— Вы это так называете? — взорвалась она, отчаянно покраснев.
— Я говорил, что вам это не понравится, — напомнил ей Томас.
— Это необходимо вспоминать? — расстроенно спросила Мэри.
— Если хотите узнать об Эстер и о том, почему она отказалась со мной встречаться, боюсь, что да.
— Что ж, ладно, — неохотно согласилась Мэри. — Если нужно…
Томас протянул руку и, взяв за подбородок, приподнял ее лицо так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза.
— Тебе бы хотелось, чтобы прошлой ночи вообще не было?
— Да… Нет, нет! — призналась она со смущенным стоном. Возможно, прошлая ночь останется единственным, что связывает ее с человеком, которого она любит.
— Я очень рад, — с облегчением произнес Томас.
Мэри подняла на него широко раскрытые карие глаза.
— Правда?
— О, Мэри, ну конечно же! — Он заключил ее в объятия. — Неужели ты до сих пор не поняла, что я люблю каждый возмутительный, дразнящий дюйм твоего тела, что главная причина, по которой я взял тебя и Нину в Эдинбург, заключается в том, что я не могу расстаться с тобой даже на несколько дней?
Она это слышит. Должна слышать. Но Мэри не верила собственным ушам. Томас не мог сказать, что любит ее! Или мог?..
12
— Мэри. — Томас опять ласково приподнял пальцем ее подбородок, но на этот раз она не смогла посмотреть ему в глаза. — Я люблю тебя, Мэри Райс, — прошептал он. — И я сказал об этом всем, кроме Нины.
Теперь Мэри уставилась на него во все глаза. Он снова сказал это!
— Но… Я… Эстер…
Томас, улыбаясь, покачал головой.
— Кажется, я догадался, какие мысли роятся в твоей хорошенькой головке. Однако, сколько ни силюсь, не могу представить, откуда они взялись. Эстер для меня лишь няня Нины, и никто больше.
— Но…
— Никто больше, Мэри, — твердо повторил он. — Я не могу сказать, что хранил обет воздержания все те пять лет, что прошли после смерти Синтии. Но у меня было не так уж много женщин, и Эстер, разумеется, не из их числа. Я дожидался рыжеволосой малышки, которая заставила бы меня смеяться и в то же время страстно желать ее. — Он улыбнулся ей так, как никогда не улыбался прежде, и в темной глубине его глаз светилась любовь, о которой он говорил. — Я люблю тебя, Мэри. Я хочу жениться на тебе. Прости, что не могу ввести тебя в лучшую семью. — Он выразительно поморщился. — Но эта — единственная, которая у меня есть. А потом у нас, возможно, будут дети, и тогда…
— Ты хочешь на мне жениться?
— Настаиваю на этом, — свирепо проговорил он. — Ведь ты опорочила мою репутацию, затащив меня в постель.
— Опорочила твою… — перебила его Мэри, поперхнувшись от смехотворности этого заявления.
— Но я собираюсь исправиться, — уже серьезно проговорил Томас, крепче сжимая ее. — Пора прекратить эти бесконечные путешествия. Честно говоря, я проводил вне дома так много времени в основном из-за того, что не мог подолгу жить здесь. Но если тут будешь ты, мне не захочется уезжать. Я давно собираюсь написать книгу, Мэри, но мысль о том, что придется долго сидеть на одном месте, никогда раньше не привлекала меня. А сейчас привлекает. — Он слегка откинул голову и взглянул на нее. — Но ты все время молчишь… Скажи мне, если я слишком спешу или слишком много о себе возомнил. Или если ты все же любишь Генри…
Выйти замуж за Томаса. Навсегда остаться с ним и Ниной. Иметь от него детей!..
— О, Томас!.. — Мэри обессиленно приникла к нему. — Я не люблю Генри и никогда не любила. И я не могу представить себе ничего более чудесного, чем всегда быть с тобой.
Томас издал глубокий вздох облегчения.
— Слава Богу! Ты на мгновение заставила меня испугаться. Хотя я понимал, что прошлой ночи просто не было бы, если бы ты не любила меня.
— Да, не было бы, — согласилась Мэри.