У моря Русского
Шрифт:
Все дальше и дальше туманный берег. Тихо идет ладья, по бокам, не опасаясь людей, играют с волнами острогорбые дельфины. Семен стоит на корме, навалившись на канаты, протянутые от бортов. Правая рука лежит на изогнутом рычаге руля. Рука жилистая, загорелая.
Играет, искрится солнечное море. На душе у Семена радостно. Любит Семен море, часто ходит на лов. Рыбаки его знают почти все и уважают. Вот и сейчас приветственно машут руками со своих фелюг. Отойдя от рыбаков на версту, Семен приказал убрать паруса и закинуть сети. Слуги начали готовиться к лову.
В первый раз поднятые сети рыбы не принесли. Зато второй замет оказался
— В гости к Филосу. Можно? — крикнул он по-гречески.
— Милости просим, Семеоно, — радостно ответил старый рыбак Филос. — Давненько в море не выходил ты. Рыбки захотелось?
— Хочешь рыбки — окуни хвост в воду! — проговорил Чурилов, принимая от своего слуги бутыль, оплетенную мелкой лозой.
Рыбаки подсели ближе к гостю.
— Тебе хорошо, Семеоно, — сказал Филос. — Ты в море ходишь отдыхать. А для меня — труд это нелегкий. Иногда кажется, что я и родился на этой старой фелюге. И сыны мои здесь — вот они. Три сына, и я еще не стар— четыре пары здоровых рук, а семью прокормить не можем.
— Перестань, отец, — сказал один из сыновей. — Семеоно не виноват, что ты беден.
— Я этого не говорю: он ходит с караванами в северные земли, а это во сто крат опаснее, чем штормы на море. Он добыл богатство смелостью и честностью, и потому я его принимаю как лучшего гостя. В моей бедности виноват хозяин. Разжирел, как боров, в пять раз богаче Семеона, а куда он ходит? От дома и до солильни! Акула и та честнее нашего хозяина.
— Мой брат недавно утонул во время шторма, — сказал один рыбак, как бы подтверждая слова Филоса, — так эта сволочь, наш хозяин, вышвырнул его семью из лачуги. Теперь они теснятся у меня — не погибать же бедной женщине с детьми.
— Дождется, жирная падаль! — крикнул младший сын Филоса, — скоро и до его брюха доберемся!
— Слышал я, что капитан Леркари задумал поход на жирных, — сказал Семен. — Я тоже хотел встать рядом с ним на святое дело, да, видно, напрасно. Говорят, капитан ушел в Геную навсегда.
— Он здесь, — тряхнув головой, сказал Филос. — Ты, Семеоно, не предатель, тебе скажу — «Святая Агнесса» стоит второй день на внешнем рейде. Ее не узнать, она сменила все — вплоть до парусов. Если хочешь, зайди к капитану и поговори с ним, его корабль называется теперь «Лигурия».
— Значит, жирным скоро конец?
— Восстание начнется на второй день ярмарки. Все рыбаки готовятся к этому дню.
На этом же судне рыбачил сосед Филоса, старый грек Кондараки. Он был совсем дряхлый, его брали в море, чтобы сортировать рыбу. Вначале он молчал, так как был глуховат и многого не расслышал. Но когда речь зашла о капитане Леркари, не утерпел, заговорил:
— Капитана Ачеллино я знаю, — шамкая беззубым ртом, сказал он, — мерзавец ваш Леркари.
— Замолчи, старик, — сказал старший сын Филоса. — Капитан добивается свободы для простых людей.
— Двадцать лет назад он говорил нам то же самое. Этот горлохват добивается места в консульском дворце. И все, кто пойдет за ним, попадут по его милости на галеры. Моих двух сынов, которые поверили ему тогда, он погубил собственной рукой. Молодежь не помнит этих страшных дней. Тогда тоже, как и сейчас, повсюду кричали: «Леркари, Леркари!» А как только консулом был поставлен его сын, началась расправа с теми, кто добыл этим разбойникам власть. Ачеллино стал главным синдиком — это он послал на виселицу моих ребят. Не верьте этому капитану.
Крепко призадумались рыбаки над словами старого грека.
— Дед, пожалуй, прав, — произнес Чурилов после молчания. — Вы все, верно, слышали о Соколе. За ним стоит полтыщи молодцов, и они хотели помочь бедному люду в борьбе против знатных. Леркари отказался от этой помощи.
— Я не верю этому. Все это выдумки злых людей, — сказал старший сын Филоса. — Сокол в Кафу боится нос показать. Кто видел его в городе?
— Я видел. Он был в моем доме. И при мне трактирщик Батисто отказался от помощи ватажников.
— Батисто тоже подлец, каких не видел свет, — подтвердил дед.
На прощанье Филос сказал Семену:
— Все, что здесь сказано, я донесу нашим рыбакам. Только они, как и я, этому не поверят. Они за Леркари готовы душу отдать. А Соколу, если сумеешь, передай: мы ждем его на ярмарку. Раз ты говоришь, что он простой человек, как и мы, — его рыбаки примут. Если люди хотят драться за свободу, им никто не может запретить!
Чурилов перешел на свою ладью и, выбрав сети, направился к берегу.
Вечером Семен, рассказав Никите о посещении рыбаков, спросил:
— Сам-то ты удачно ли сходил?
— Был я у наемных людишек, наслушался ихних речей— голова кругом идет. На богатых фрягов злость люди имеют неимоверную. Про консула со скрежетом зубовным говорят. И то надо понять — наложил он на горожан новый налог. Пугает людей нашествием турок, зовет приношениями крепить мощь города. Нам с тобой али кому другому с достатков десять сонмов уплатить на укрепку стен не так уж тяжко, а подумай — где такие деньги голытьбе взять. Ходят по хижинам стражники с провизорами, уносят за неуплату последнее добро, оставляют голые стены. Народ консула клянет во всеуслышание, говорят, налогами он потому и гнетет, что Кабела [70] . Иди в людскую, посылай вершника к Черному камню. Передай — пусть на третий день к вечеру встают всей силой у Малой горы. Ночью проведем их в город. А там бог поможет. Иди.
70
Кабела — по-итальянски налог, сбор.
Посыльный Никиты Чурилова приехал в ватагу под вечер. Василько сразу же собрал людей на круг. Ватажники подходили к кленам молчаливые, взволнованные. Знали: сейчас атаман скажет о том, к чему так долго готовились. Сокол оглядел ватагу и негромко начал:
— Ну, други мои, пришел час. Через два дня на третий выйдем мы в большую дорогу. Будьте все наготове: одежонку, что порвалась, — почините, обутки пригоните к ноге, чтоб не терли. С собой возьмем только оружие. Остальное оставим здесь. Люди старые, болящие, жонки да ребята малые останутся у Черного камня. С ними — два десятка здоровых ватажников — пусть берегут. Чтобы мы сразу знали, сколько душ пойдет в бой, давайте разделимся. Те, кому с нами не по пути, пусть выходят сейчас же и встают в стороне. Над волей вашей, ватажники, никто силой стоять не будет. Выберите себе атамана и сейчас же из ватаги с богом уходите на все четыре стороны. Так мы на котловом совете порешили, так и сделаем.