У моря Русского
Шрифт:
Христофоро узнал бы этот крест из тысячи. Глухим, будто чужим голосом он спросил:
— Откуда он у тебя?
— Это… моя мама… она надела мне, когда умирала.
— Имя! Как звали твою мать?!
— Я была маленькой, когда она умерла. Но люди говорили, что ее звали Лючия.
Консул пошатнулся, оперся одной рукой о край стола, другой закрыл лицо. Голова его опускалась все ниже и ниже. Потом он тихо, но властно произнес:
— Гондольфо и Якобо — уйдите.
Нотариус взял юношу за руку и вывел во двор. У него, как всегда, болела с похмелья голова, и он не мог сообразить, в чем дело.
— По-моему,
— Я, кажется, нашел свою сестру, — ответил Якобо.
Похмелья у нотариуса как не бывало. Широко открыв рот и вытаращив глаза, он смотрел на Якобо, который впервые за эти годы показался ему совсем взрослым человеком.
После полудня стало известно, что консул заболел. После ухода Гондольфо и Якобо никто не смел заходить в замок. Христофоро и служанка Эминэ беседовали несколько часов. Наконец Эминэ вышла и позвала Гебу. Когда старая гречанка вошла в замок, консул лежал в постели и был очень бледен. Девушка ухаживала за ним, как умела. Увидев Гебу, консул слабым голосом произнес:
— Отныне эта девушка — твоя госпожа. Проводи ее в дом, открой короб, где хранится одежда моей жены. Вот ключ. Одень госпожу в самые лучшие наряды и служи ей так же, как служишь мне. Идите, оставьте меня одного.
Эминэ шла по двору крепости впереди Гебы и мучительно старалась понять, что произошло. Почему так разволновался старый господин, увидев крест ее матери? Зачем он расспрашивал о каждом дне ее жизни, как будто она не служанка, а. знатная синьора? И уж совсем не ясно, зачем надо было называть ее госпожой и одевать в лучшие наряды жены господина? Подумав об этом, Эминэ вздрогнула. Уж не задумал ли синьор сделать ее своей женой? А Якобо?
Геба шла за новой госпожой расстроенная. Прислуживать знатной синьорине — это ее дело, но гнуть спину перед рабыней? Увидев шедшего навстречу нотариуса, она сказала:
— Кланяйся, Гондольфо, новой госпоже. Синьор консул изволили жениться.
— Полно врать, старая ведьма. Ничего не узнав, порешь чушь. Эта девушка — дочь погибшей жены консула.
При этих словах Эминэ вскрикнула. Геба подошла к нотариусу и тихо сказала:
— Выходит, она нашему мальчику — сестра?
— Самая что ни на есть родная, — ответил Гондольфо.
— Тогда послушай, что я тебе скажу… — и Геба приникла к уху нотариуса.
— Тю-тю-тю, — произнес Гондольфо, выслушав Гебу. — Пойду поищу Якобо. За ним в таком случае нужен глаз да глаз.
…Эминэ одевалась будто во сне. Мысли у нее кружились вихрем. Она вспоминала день, когда впервые увидела Якобо. Вот почему его лицо показалось знакомым — юноша был похож на мать. Недаром девушку так неудержимо влекло к нему. Родной брат! А как же любовь? Эминэ взглянула на изображение мадонны и отшатнулась. Глаза богоматери смотрели на нее строго и осуждающе. «Не будет мне прощения. Нет, не будет, — прошептала девушка. — О, безжалостная судьба! За чьи грехи так наказал меня бог?»
— О, ты прекрасна! — воскликнула Геба, окончив одевать госпожу. — Иди к господину консулу — обрадуй его. Ты напомнишь ему незабвенную Лючию! Иди!
Словно в тумане, прошла Эминэ двор крепости. Кто мог понять ее состояние? Только Якобо. Но она боялась встречи с ним. Хотела и боялась. Около храма она услышала далекий голос нотариуса. Он звал Якобо. Голос приближался. Девушка испуганно подбежала к храму и скрылась за открытой дверью. Мимо прошли Якобо и Гондольфо. Якобо плакал, а нотариус уговаривал его, утешал, размахивая руками. И пусть Эминэ не слышала их слов, она поняла, почему плачет Якобо. Отчего у нее — слабой женщины — нет слез…
Эминэ прошла в глубь храма, опустилась на колени, стала горячо молиться. «Боже, прости меня, грешную, прости и помилуй, — шептала она, — Матерь божья! Укажи мне путь к спасению!»
Богородица стояла перед алтарем величественная и грозная. Ее рука была поднята и указывала двумя перстами в сторону Девичьей башни. «Вспомни грех твой — нет тебе спасения!» — как будто говорила она. Девушка повернулась налево. Два святых апостола — Петр и Павел глядели на нее из золотой рамы сердито. «Нет спасения! Грех твой велик». Обратив взгляд свой направо, Эминэ увидела лик святой Агнессы. Великомученица стояла около святых скрижалей и указывала на них рукой: «Ты забыла седьмую заповедь! Вот она — «не прелюбы сотвори». Ты — грешница!»
Не помня себя, выбежала Эминэ из храма, срываясь и падая, стала подниматься на вершину скалы. В Девичьей башне никого не было. Днем дозорные туда поднимались редко. Эминэ вбежала в закрытую часть башни и в изнеможении упала на лестнице.
«Боже! Хоть бы заплакать», — простонала она. Но сердце окаменело, душу сковал великий страх перед богом и людьми.
Больше всего она боялась Якобо. Какими глазами она посмотрит на него? Глазами любимой — нельзя. Глазами сестры — она не может.
— Эминэ! Где ты, Эминэ! — раздался внизу голос Якобо. Девушка задрожала всем телом, заметалась из угла в угол. Голос все приближался. И тут она решилась. Быстро сорвала с себя крестик, выбежала на дозорную площадку…
— Я давно ищу тебя, Эмине! Зачем ты пошла сюда! — крикнул Якобо и, толкнув дверь, вошел в башню. Девушки тут не было… Юноша огляделся и вдруг увидел крестик. Он висел на железном крюке и тихонько покачивался на мелкой серебряной цепочке.
Якобо в ужасе закрыл глаза. «Я опоздал! Она там, внизу», — мелькнуло у него в голове. Одним прыжком он вскочил на выступ, ухватился за крюк и, подавшись вперед, глянул вниз. Там на черно-коричневых камнях ярко выделялось розовое пятно.
И странно — Якобо не ощутил жалости к погибшей сестре. Он понял ее. Эминэ мысленно шла к этой башне теми же путями, что и он. Якобо представил, как она думала о боге, о их любви, и не осудил ее. Он понял, что смертным грехом покрыла она грех земной. Он сам думал о том же.
Ветром покачивало крестик, и Якобо, не отрываясь, глядел на него. Глядел и думал.
Для чего теперь жить? Кто даст ему радость в этих мрачных стенах крепости? Отец? За один вечер он стал ему чужим. Предатель и убийца! Многое, чего он не понимал раньше, ему сегодня разъяснил пьяный Гондольфо. Только сегодня Якобо узнал, что отец торгует живым товаром. И не пойди он продавать рабов, быть может, мать и до сих пор была бы с ним… Только отец и никто больше виноват в несчастье Якобо и Эминэ.