У моря Русского
Шрифт:
Спустившись вниз, капитан встретил бежавшего по коридору юношу с кривым мечом. Леркари крикнул:
— Чьи это люди? Кто их ведет?
Юноша, размахивая мечом, заговорил на незнакомом капитану языке, потом неожиданно выпалил:
— Виват популюс! Виват Сокол!
— Проклятье! — воскликнул Ачеллино. — Этот Сокол все-таки влез в наши дела!
Он побежал в главный зал сената.
Под высоким распятием стояли два незнакомых капитану человека. Один из них по-генуэзски сказал подошедшему стипендарию:
— Иди и разыщи капитана Леркари.
— Я — Леркари, —
— Город в руках народа, — произнес Чурилов. — Что будем делать дальше, капитан?
— Вы Сокол?
— Я воин из его ватаги. А Сокол вот он, перед вами, — и Семен указал на Василько. Леркари подошел к атаману, пожал его руку и сухо произнес:
— Благодарю. Вы пришли как раз вовремя.
В это время в зале появился Ивашка. Он устремился Соколу.
— Константинова башня наша, атаман. В воротах города стоят наши люди. Там хозяйничает Кирилл с Днепра. Гришку-черкасина видели?
— Нет еще, — ответил Василько.
— Тут он, в доме. Тебя ищет. У него в порту тоже все ладно. Троих ватажников ранило, один убит. Берег взяли в руки накрепко… Да вот и он сам.
— Прошел я, атаман, по городу. Всюду народ хозяин, — сказал подошедший Грицько. — Люди спрашивают, что делать дальше?
— Сейчас же, не медля надо идти на крепость! — крикнул Леркари.
— По-моему, в этом нет никакой нужды, — ответил ему Василько. — Только напрасно прольем кровь. Мы только что изловили человека, посланного из крепости за подмогой. Говорит он, что е&ы у них самое большое на неделю, а воды и того меньше. А людей, словно рыбы в бочке. Вскорости сами пощады запросят.
— Пока крепость не взята, мы не можем быть спокойны! — кричал капитан. — Если вы не согласны на штурм, я сам со своими людьми пойду туда. Со мной — весь город.
— Ватага на крепость не пойдет! — отрезал Василько. — И у нас и у вас нечем разрушить стены. А с голыми мечами там гибель найдем. Если ты хочешь губить своих людей, — иди.
Леркари выскочил на балкон и крикнул тем, кто стоял внизу:
— Друзья мои! Город в наших руках. Но в крепости заперся злодей консул. Все, кому ненавистно имя ди Кабелы, пойдут со мной! — Капитан выхватил шпагу и спустился вниз. Призывая всех следовать за ним, он побежал по двору к раскрытым воротам. В воротах встретил его Кондараки. Старик загородил дорогу.
— Прочь, старый хрыч! — крикнул капитан и толкнул грека в плечо. Кондараки пошатнулся, но не упал. Он схватил Ачеллино за край камзола, взмахнул другой рукой и всадил в грудь Леркари кривой нож. Ачеллино охнул, стал оседать на камни. Нож старого рыбака так и остался в сердце капитана.
На Кондараки набросились матросы, но рыбаки окружили старика, защищая его от ударов. Моряки бешено орали, готовые пустить в ход оружие.
Семен Чурилов, сбегая по лестнице, увидел, что старый Кондараки в опасности. Он протолкался к нему, вскочил на поваленную решетку, крикнул:
— Стойте, вы! Старика не трогайте!
— Он убил нашего вождя!
— Смерть грязному греку! — орали матросы.
— Защитник нашелся! Тащи его за ноги! — выкрикнул один из моряков и рванулся к Чурилову.
— Я те дам — за ноги, — спокойно произнес Грицько-черкасин и сунул под нос матросу дуло пистоля. Ватажники подоспели как раз вовремя. Они окружили моряков, оттеснили их.
А город кипел. Народ собирался около домов богатых, врывался во дворы, ломал окна и двери. У дворца второго масария банкира Фиеско собралась огромная толпа. Более всего было женщин из предместий. Большие железные ворота со скрипом раскачивались под напором человеческих рук, но не поддавались. Несколько мужчин бросились за бревном, чтобы им, как тараном, разбить замки. Женщины вздымали руки к окнам дворца и кричали:
— Мы пухнем с голоду, а они жиреют!
— Кладовые от снеди ломятся!
— Хлеба! Хлеба — голодным!
Кто-то поднял с мостовой увесистый камень и метнул его в широкое окно. Брызнуло цветными осколками венецианское стекло. Кто-то протяжно взывал:
— Бей жирных!
— Бе-е-ей!
Толпа раздалась, пропуская людей с бревном. Заухали гулко удары. Ворота, не выдержав мощного напора, распахнулись, и люди, словно полая вода весной, что рвет и ломает все на своем пути, хлынули во двор. Затрещали обитые медью и бронзой двери, качнулись внутрь, сорвались с петель и упали в коридор. Топая по створкам, люди неслись через вход с криками:
— Рви горло кровопийцам!
— Берегись, большебрюхие!
А на дворе толпа неистово орала:
— А-а-а-а!
Всюду, на тихих улочках и на широких площадях, народ. Город горит. Из окон каменных домов вырываются снопы желтого пламени и взлетают к небу вместе с дымом, гудя и потрескивая.
Группы людей бегают по мостовой, орут невесть что, кто-то кого-то бьет, кто-то что-то тянет. То тут, то там слышится:
— Смерть паукам! Виват популюс!
Огонь. Дым. Крики. Кровь. Смерть.
Поднялся народ на богатых и жирных.
По улицам стелется дым пожарищ.
Глава седьмая
«СВОБОДА НЕ УМИРАЕТ»
СЕМЯ РАЗДОРА
Три дня осаждают крепость. Три дня Кафа во власти народа. Сокол, Иван и Семен Чурилов не уснули в эти дни ни на минуту. Да и ватага третьи сутки на ногах.
Со стороны слухи идут тревожные. Говорят, хан Менгли-Гирей послал вдогонку своему войску, ушедшему в набег, приказ вернуться. Из Львова перехватили гонца. Андреоло ди Гуаско нанял для консульства пятьсот шляхтичей, ведет их на Кафу, и будто через месяц жолнеры прибудут на место.
У Сокола на душе неспокойно. Ватажников вроде было много, когда жили они в куче у Черного камня, а теперь разослал их во все концы города, и словно бы нет ватаги. Растворились люди среди горожан.
Рыбаки в море не выходят, ждут, когда появятся покупатели на рыбу. А покупателей нет, рынки пустуют. Не работают и наемники, к кому наниматься-неизвестно. Мастеровые тоже забросили свои дела. Люди подкормились в богатейских подвалах, сделали кой-какой запасец и живут пока сытно. Ждут, когда объявится вольная власть.