У моря Русского
Шрифт:
Татары быстро разделились на две группы. Одна поскакала впереди поезда, другая же примкнула к последнему возку.
Беклемишев с великим вниманием смотрел на невиданную татарскую столицу и запримечал все. Глинобитные мастерские тянулись вдоль улицы, в открытые настежь двери можно было видеть, что делается внутри. Вот здесь трудится медник, гремя металлом, рядом в прокопченной халупе слышится дробный стук молотков. Под высокими навесами кузнецы в раскаленных домницах варят железо. На низеньких скамейках сидят чернорукие чеботари. Проворно тачают они разную обувь: цветные башмаки и туфли с загнутыми кверху
В городе много всадников. Они снуют по улице на маленьких вертких лошаденках, оттесняя зевак, собравшихся поглазеть, к глинобитным заборам.
Посередине города всадники свернули вправо. Там у подножия Агармыша виднелись крыши ханского дворца.
Мимо главных ворот дворца проехали не останавливаясь. Никита вопросительно посмотрел на Чурилова, тот недоуменно пожал плечами. Вот миновали и царский дворец, а поезд все вели куда-то передовые конники охраны. Вскорости дома пошли мельче и реже, а через пяток минут посольская колымага выкатила на окраину. Беклемишев вскочил и, беспокойно оглядевшись кругом, ткнул в спину возницу, крикнул:
— Стой! Дальше не едем!
Возница натянул было вожжи, но Никита Чурилов спокойно произнес:
— Поезжай далее с богом, — а затем положил руку на плечо боярина и добавил — в чужой монастырь со своим уставом не ездят. Привезут куда след.
И действительно, поезд, подъехав к низкому каменному зданию с широким двором, остановился. Начальник охраны, осадив коня у самой колымаги посла, отрывисто бросил:
— Здесь ждать милостей хана!
Не успела конная охрана отъехать от посольского поезда, со двора в сопровождении шести слуг вышел коренастый ярко одетый татарин. Он надменно посмотрел на Беклемишева и сухо проговорил:
— Халиль Ширин-бей просит посла Московского войти в этот дом.
Шомелька перевел, и оба Никиты сошли на землю. За ними выпрыгнул из колымаги Гречин. Все они двинулись за Ширин-беем в глубь двора.
— Ничего не скажешь — любезная встреча, — проговорил Беклемишев, обращаясь к Чурилову.
— Привыкай, боярин. Татарин, пока его сила, — свиреп и груб. Покорность да притворную любовь оказывают токмо под пятой да при звоне золота.
— Шомелька, спроси-ка сего татарина, где мы находимся и скоро ли хан примет посольство, — повелел Беклемишев толмачу.
— Передай высокому гостю, что обиталище это принадлежит великому хану и зовется посольский двор, — ответил Ширин-бей. — Сколь велик этот двор — столь же велико и радушие могучего владыки. Благословенный повелел мне передать весь дом и слуг в распоряжение посла. На второй вопрос отвечу: аллах велик в небе, хан на земле, а кто знает мысли аллаха? Так и мне не дано знать, когда думает хан принять послов московских.
Беклемишев, выслушав ответ, молвил:
— Слуга он и есть слуга. Что он может знать?
— Ой, не скажи, боярин, — тихо заметил незаметно подошедший Хозя Кокос. — Халиль Ширинов — первый князь в царстве татарском, и порой его слово важнее ханского. Поверь мне, боярин, сей Ширин вдвое богаче хана, и о том все знают. От этой мерзостной хари может дело посольское погибнуть или же легко вперед пойти.
— Спасибо за совет добрый, Хозя, — Беклемишев пристально взглянул на бея и вошел в дом.
За каких-нибудь полчаса с помощью безмолвных слуг посольство разместилось по комнатам. В покои, где находился посол, без стука вошел Халиль-бей и, оглядев комнату, спросил:
— Хорошо ли устроился наш дорогой гость? Может быть, он желает что-нибудь просить у хана?
Никита Беклемишев поднялся и, приложив руку к груди, ответил:
— Славному и могучему бею Ширину поклон и благодарность за столь щедрое гостеприимство. Позволь ответить, князь, за ласку легкими поминками на твое благородное имя, — боярин хлопнул в ладоши, и из боковой дверцы вышли два молодца с большими серебряными подносами. Молодцы встали перед Ширин-беем и с поклоном подали ему подарки. На первом подносе были рассыпаны рубли, а на втором лежал искуснейше сделанный кинжал с серебряной рукояткой, стояли точеные, из рыбьего зуба [54] фигуры на перламутровой клеточной доске. Беклемишев пояснил:
54
Рыбий зуб — клыки моржа, ценившиеся в то время почти наравне со слоновой костью.
— Сей подарок с пожеланием князю. Золото означает — будь князь еще богаче, кинжал — будь еще сильнее, шахматы — будь еще умнее. А подносы серебра чистого говорят — будь князь добр к дарителю.
Куда делась суровость татарина! Приняв подарки, он передал их слугам своим и, улыбаясь, несколько раз повторил Шомельке:
— Бакшиш — бик якши! Ай-ай какой бакшиш! [55] Передай боярину — Халиль Ширин-бей сейчас же пойдет во дворец хана, поцелует пыль ковра у ног владыки и попросит его скорее принять великое посольство.
55
Бакшиш (тат.) — подарок.
Когда бей Ширин вышел, боярин, потирая руки, радостно сказал:
— Пока идет все слава богу.
Но радость эта была преждевременной. На второй день в посольский двор явился разман-бей, человек, который представляет хану всех посланников. Он далеко не двусмысленно намекнул в беседе о подарке, который тут же ему и был вручен.
Это случилось утром. А после обеда к двору с большой свитой подъехал диван-эфенди Нургали. Начальник верховного совета без лишних слов известил, что приехал за бакшишем. После него у посла побывали хазнадар-ага, хан-агасы и киларджи-баши. Одарив последнего, Беклемишев взялся за голову и воскликнул:
— Они разорят меня, ироды окаянные! Еще два-три разбойника, и мне нечем будет одарить хана. Шомелька! Сходи на ворота и прикажи никого не впускать. Скажи— посол творит молитву.
Выручил посла Шомелька Токатлы. На четвертый день пребывания в Солхате он пошел во дворец и сумел там встретиться с актачи-беем хана, сунув ему крупную взятку. На следующее утро актачи-бей, поддерживая стремя хану, собравшемуся на охоту, сказал:
— Наслышан я. могучий повелитель, что русские послы привезли большие дары.