У моря Русского
Шрифт:
— О, я еще раз умоляю вас, великодушный синьор Кокос, дайте мне только неделю сроку, и я верну вам деньги, видит бог, верну все до последнего аспра. Пожалейте меня, моих детей, мою честь!
Ростовщик молчал по-прежнему, и так же неподвижно было его лицо, как будто эти стоны и просьбы не касались его.
— Скажите, господин, да, и я уйду, я не буду утруждать вас своими слезами. О боже, неужели у вас нет сердца!
Кокос оставался безмолвным. Джулия поднялась, ухватила ростовщика за полу.
— Почему
— Что вы от меня хотите? — ростовщик выдернул полу капота из рук женщины, поднялся и прошел в дальний угол комнаты. — Вы хотите разорить и так уже давно разоренного старого человека. Почему я должен спасать вашу честь, если вы сами вспомнили о ней только тогда, когда настал час расплаты! Вы знатная синьора…
— О. пощадите! — застонала Джулия. — Бога ради, не говорите об этом.
— Синьора сама не знает, чего она хочет. Или она хочет, чтобы я говорил или молчал?
— Скажите только — спасете ли вы меня?
— Нет, и тысячу раз нет. Завтра же ваши векселя я передам суду синдиков, и вам не суметь отказаться от их, оплаты.
— Святая мадонна! Да разве я отказываюсь? Повремените только. Недолго, одну неделю.
— Когда-то этому должен прийти конец. Второй год вы обещаете мне а ваш долг растет и растет. Поверьте, синьора Джулия, мне жаль вас, но я не могу ничего сделать. Идите домой и, если сумеете, подготовьте вашего супруга к тяжелому удару. Завтра векселя будут в суде.
Женщина поднялась, вытерла слезы платком, зажатым в руке, и решительно произнесла:
— Хорошо! Сегодня я уйду из вашего дома, а завтра я уйду из этого мира Мне не снести бесчестия. Я умру, и вы не получите ни одного аспра.
— Напрасно терять жизнь так рано. Меня это не пугает. Вы в браке с синьором ди Кабела, и векселя имеют законную силу на вашего мужа. Выхода нет — завтра суд.
В голове Деметрио. пока он слушал этот разговор, созрело смелое решение. Он резко толкнул рукой дверь и вошел в комнату.
— О боже! — воскликнула Джулия и, отбежав в противоположный конец комнаты, закрыла лицо покрывалом. Хозя Кокос, увидев перед собой человека при шпаге, широко раскрыл глаза и прижался спиной к стене. Раскинув руки, он пытался крикнуть слуг. Но от испуга у ростовщика пропал голос, и он только беззвучно открывал и закрывал свой беззубый рот.
— Не бойтесь меня, синьор Кокос, я не грабитель. Имею честь — Деметрио ди Гуаско из Тасили. Вот моя шпага. — И Демо положил оружие на стол ростовщика.
Увидев незнакомца безоружным, Хозя пришел в себя и дрожащим голосом прошептал:
— Как вы сюда попали? Что вам нужно от бедного Хози Кокоса?
— Скажите, вам достаточно известно мое имя?
— Если вы сын Антонио ди Гуаско, то я хорошо знаю этого благородного человека, — ответил уже окончательно оправившийся от испуга Хозя Кокос.
— Да, я сын благородного Антонио — если не верите, взгляните на герб на моей шпаге. А это мой документ. — И Деметрио подал Хозе вчетверо сложенный листок бумаги.
Хозя, прочитав бумагу, сказал:
— Я верю вам, синьор Гуаско.
— Могли ли бы вы иметь со мной денежное дело?
— Повторяю — я верю вам.
— Тогда у меня к синьору ростовщику всего две небольших просьбы, — произнес Деметрио, пряча шпагу в ножны. — Во-первых, я прошу вас переписать долги госпожи Джулии Кабела на мой вексель и освободить ее от унижений. Во-вторых, я прошу под другой вексель наличными пятьсот сонмов. И больше я не смею ничем беспокоить вас.
Ростовщик запустил пятерню в свою бороденку и долго раздумывал. Потом он произнес:
— А если я не выполню просьбы синьора?
Деметрио взялся за шпагу и, вынув ее немного из ножен, коротко сказал:
— Я не позволю, чтобы при мне унижали синьору Джулию.
— Хорошо. Я согласен выполнить ваши просьбы. Спросите, согласна ли на это госпожа ди Кабела.
— Я согласна, — тихо произнесла женщина. — Я верю этому благородному юноше.
Кокос пожал плечами, открыл ящик стола и подал Деметрио два чистых векселя.
Через несколько минут, получив пятьсот сонмов, Деметрио вышел от Хози Кокоса под руку с синьорой Джулией. Закрыв калитку, старый ростовщик, долго стоял посреди двора, раздумывая над тем, правильно ли он сделал, поверив этому юноше.
Джулия молчала всю дорогу и, лишь подходя к палаццо консоляро, прошептала:
— Вы спасли мне жизнь, добрый ди Гуаско. Завтра я жду синьора у себя. Двери моего дома всегда открыты для вас. Я жду, — еще раз повторила она.
— После полудня, — коротко ответил ей юноша, и зашагал к дому Кончеты.
За несколько минут до звона на башне святого Кристо у дома Хози Кокоса снова появились люди. Их было трое. В доме их уже ждали, и калитка открылась без стука. Слуга провел путников через двор. У веранды гостей встретил сам хозяин. После взаимных поклонов и приветствий Хозя пригласил их в дом, и скоро путники очутились в просторном зале, посреди которого стоял накрытый для ужина стол.
Один из путников был Никита Чурилов, другой боярин Беклемишев, а третий — толмач Шомелька Токатлы.
За ужином говорили о жизни в Кафе. Хозя Кокос и Чурилов жаловались на бесчинства татар, на множество препон, чинимых торговым делам Кафы с Московской землей.
Затем все согласно сошлись на том, что с татарами можно и нужно учинить согласие на свободный въезд в крымский юрт, а с фрягами говорить смелей, ибо они, фряги, сами очень желают торговать с северными купцами.
Потом заговорили о главном.