У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №2(2) 2017 г.
Шрифт:
«Сразу после похорон он сядет в самолет и улетит в Милан или еще куда-то…» – подумала я. Скорее всего, его дом уже давно не Венеция. И тихий маленький гроб единственное, что еще соединяет его с этим ветреным в феврале местом.
…Последний день в отпуске, как старость – знаешь, что уже ничего не успеешь, и поэтому можно не торопясь наслаждаться жизнью.
Я осталась обедать в ресторанчике на Санта-Маргарита, чего не позволяла себе в другие дни, до самого заката перебиваясь на ходу лишь фриттелли и вином, подражая венецианцам, и желая успеть увидеть, как можно больше, пока не закончится световой день. Венеция распаляет взгляд днем, но холодит душу ночью. Поэтому свет здесь ценнее еды. И время поддавалось и расширялось: позволив за четыре дня моих блужданий по рыбьему телу города испытать все то, что было предназначено. Чтобы потом опять сузиться, когда самолет взлетит над Венецией и через мгновение приземлится в Москве.
…В то время, как в Венеции наступает ночь, и время расширяется безвозвратно.
Александр Матвеев
Рафинированная женщина
Капитан дальнего плавания Александр Матвеев – поэт, прозаик, переводчик. Член Союза писателей России. Автор ряда книг и музыкальных альбомов. Лауреат международных фестивалей современной песни, Всероссийской литературной премии им. Роберта Рождественского (2005), других премий.
Разве можно от женщины требовать многого?Вы так мило танцуете, в Вас есть шик.А от Вас и не ждут поведения строгого…До свидания оставалось минут пять, Даце замедлила шаг. Не хотелось приходить раньше срока, стоять и ждать московского гостя. Слава богу, дождя нет. Впервые за лето день выдался солнечный, небо безоблачное… А было все время ветрено, влажно, неуютно… Зеленая улица, цветы вдоль пешеходной дорожки – синева вперемежку с желтизной. Желтые – ромашки садовые, высокие, а рядом с ними синий ковер каких-то мелких цветочков. Рига всегда красивая, в любое время года, при погоде и при непогоде, а сегодня она – особенная: бирюзовое небо, нежаркое закатное солнце, нарядные пешеходы… «Нет, пешеходы всегда одинаковые, видимо, все дело во мне, – думала Даце, – спешу на встречу с москвичом, как молоденькая девушка!» Ведь она просто выполняет просьбу своей подруги Ирины встретиться с ее другом, показать ему старый город – и все.
Ровно в назначенное время подошла на угол пересечения улицы Аусекля с улицей Елизаветы. Зазвонил мобильник. В трубке раздался голос Всеволода, гостя из Москвы:
– Ой, Даце, простите меня! Я опаздываю. Осталось еще минут десять пути.
– Всеволод, вы? Я буду ждать, – ответила вежливо Даце.
Зашла в кафе и села за столик у окна, откуда просматривалась другая сторона улицы. Чашечка ароматного кофе. Стакан с водой. На столике ваза с одной-единственной красной розой. У стойки бара стоял высокий, плотный мужчина, пил пиво и посматривал в сторону Даце. «А что, если это и есть Всеволод», – подумала она, но тут же отказалось от этой мысли. Ирина подробно описала, как выглядит москвич: тоже высокий, лет пятьдесят ему, а этот явно моложе… Хотя кто их разберет, этих мужчин, разве угадаешь их возраст? Иной и в тридцать лет стариком выглядит. Да и не присматривается Даце к ним. На этого у стойки взглянула мельком. Нет-нет, Всеволод – поэт, значит, интеллигентный мужчина, не будет он дурить голову женщине, говоря, что опаздывает, а сам в это время уже на месте и пиво пьет. Нет и еще раз нет, у Ирины не может быть друга-обманщика. Даце никогда и никого не обманывала и не допускала мысли, что это могут делать другие люди. Конечно, ей приходилось попадать впросак, конечно, встречались разные люди в ее жизни: но что значит плохие и хорошие? Если что-то с ней и случалось неприемлемое, то она никогда не винила других, всегда находили оправдание чужим поступкам. Как-то, еще в юности, у нее пропал из сумочки кошелек с небольшой суммой денег. Она обнаружила пропажу сразу, как вышла из автобуса. Решила, что уронила где-то, хотя как может выпасть кошелек из дамской сумочки. Извинилась перед продавщицей мороженого, сказала, что не может рассчитаться, так как деньги потеряла. Интеллигентного вида старушка-пенсионерка не выдержала и прокомментировала:
– Милочка, нельзя быть такой наивной. Урки сработали. Я видела, как рядом с вами задержался парень в кепке. Профессионал. Вот он, видимо, и срезал ваш кошелек.
– Я ничего такого не заметила, – виновато смущалась Даце.
Странно, что смущалась, и даже покраснела, словно ее уличили в чем-то неприличном. Ведь она всегда старается держать себя в руках и не показывает своих эмоций. По ее лицу не прочитаешь мысли, Даце типичная прибалтийская женщина, которая умеет сдерживать себя. Холодная натура? Нет, это не про нее. Все ее восторги и буйные радости не выплескиваются на окружающих, они внутри у нее; можно сказать, что она их коллекционирует, храня в копилке своей души. И в этой копилке нет места для плохого. Однажды в Варшаве на прогулке по городу ее лягнула лошадь. Кто-нибудь слышал, чтоб в Варшаве лошади лягали людей? Вряд ли это случится даже, если вы станете дразнить лошадь, запряженную в карету. А вот с Даце это случилось. Лошадь сломала ей ногу. Ее эвакуировали в Латвию. И единственным комментарием к этому неприятному случаю стало то, что в варшавском аэропорту хорошо организовано обслуживание инвалидов. Потом с удовольствием она рассказывала этот анекдот всем своим подругам, но сам тяжелейший перелом голени, операция, шесть месяцев больничного остались как бы за кадром жизни.
Но вот и такси на другой стороне улицы! Из машины вышел высокий, неопределенного возраста мужчина. У нее есть фотография, на которой красавица Ирина в обнимку с Мареевым напротив киевского оперного театра… Мужчина оглядывался по сторонам. Вот он увидел женщину, полную коротышку, и сделал шаг в ее сторону, но потом резко развернулся, словно не желая с дамой сближаться. «А что? Он ничего… – подумала Даце. – Высокий, подтянутый… правда, ноги кажутся несоразмерно длинными по сравнении с туловищем». Она отставила в сторону недопитую чашку кофе и направилась к выходу.
Мареев увидел переходящую дорогу женщину выше среднего роста, в белом платье, подпоясанном черным пояском. Он моментально оценил: русые волосы, стройная… Возраст? Примерно, как в песне поется: «Баба ягодка опять». Он тут же поправил себя: «Дама-ягодка…» Мареев очень влюбчив, если женщина нравится, то он непременно влюбляется. Зная это, Ирина предупредила его по телефону еще в Москве, до отъезда в Ригу: «Сева, не вздумай влюбляться в Даце, она хорошая, но я тебя знаю… А если очень понравится тебе, то можешь влюбиться, но только чуть-чуть, не до конца…» И что это значит – чуть-чуть влюбиться? Разве так бывает? Эти мысли промелькнули в его голове моментально, женщина в белом платье помахала ему рукой. А может, и не ему? Он оглянулся, рядом никого не было. Между тем дама перешла улицу, и Мареев подбежал к ней:
– Здравствуйте, Даце! Будем целоваться, как принято при встрече?
– Всеволод? Здравствуйте! Конечно, мы ведь в Европе…
Всеволод приобнял ее и расцеловал в обе щеки, почувствовав соприкосновение с ее тугим бюстом, от сердца побежала горячая волна, но Даце тут же отстранилась. Первый взгляд, первое прикосновение к женщине… Мареев знал, что в его случае это имеет колоссальное значение. Там, внутри у него, в его душе, в его сердце что-то происходит. Иногда – с первого взгляда, с первого слова или с первого прикосновения включается какая-то программа… Конечно, это еще никакая нелюбовь, но программа чувств является и работает; увлеченность женщиной, влюбленность в нее начинается с первой минуты, или ничего не начинается. В случае с Дацей это действо совершалось, и Мареев с удовольствием всматривался в лицо совсем неизвестной ему женщины…
Они шли по дорожке и говорили о разной всячине. Даце в очень сдержанной манере отвечала или рассказывала Марееву о Риге. Узнав, что Мареев уезжает обратно в Москву через два дня, она тут же предложила:
– Всеволод, вам обязательно надо послушать орган в Домском соборе. Это один из лучших органов в Европе. И старый город нужно посмотреть.
А что еще может предложить Рига? Домский орган и средневековую готическую архитектуру? Несколько лет назад ему посчастливилось посетить Duomo di Milano. Он останавливался в Милане только на одну ночь, но вечер провел на площади перед собором, восхищаясь совершенством огромного здания, современником Дома Бога в Риме. Тогда он наблюдал за людьми, особенно за молодыми парами на гранитных ступенях в обнимку, но сейчас, в присутствии симпатичной латышки, он сам себе казался молодым. Марееву все в ней нравилось: своеобразный прибалтийский акцент, с протяжным произношением слов и с подчеркнутым усилением ударных гласных. И звучание буквы «е», как что-то среднее между «е» и «э». И эта ее эмоциональная сдержанность, с отменной реакцией на шутки – лаконичный ответ с едва заметной улыбкой на губах.
– Даце, это моя мечта! Очень хочу попасть в Домский собор и послушать орган. А вы пойдете со мной?
– Разве мой отказ возможен? Вы – мой гость! Но это можно сделать завтра. В 12.00 будет двадцатиминутный концерт, рассчитанный на туристов.
Сговорились встретиться завтра, на Домской площади. А сегодня вечер знакомства. Бродили по городу, разговаривали, затем ужинали в ресторане с традиционной латышской кухней.
Поздно вечером, проводив Даце, Мареев вернулся в гостиницу, но долго не мог уснуть. Лежал с открытыми глазами в темноте и вспоминал… Встреча с Даце, гулянье по улицам города, ужин в ресторане… Лицо ее вспоминал и, стыдно признаться, но воображение его рисовало стройную фигуру Даце: узкие плечи, крутые бедра, гармоничность живота и бюста. О, этот бюст! Он представлял его с красными и набухшими сосками. Не выдержал и прикрикнул сам на себя: «Прекрати, дурак! Не мальчик ведь! Она по дружбе с Ириной занимается тобой, а ты цветные картинки в уме рисуешь…» С тем и уснул. А ночью явилась Даце и они целовались напропалую, сидя за столиком в кипрской таверне на берегу моря, и сам Александр Вертинский пел со сцены: