У подножия горы Нге
Шрифт:
IV. НОЧЬ НА ВОСТОЧНОМ ОЗЕРЕ
После уроков я пошел домой и сразу наткнулся на Хоа, которая с таким видом, точно ждала кого-то, топталась у живой изгороди возле школы. На эту доносчицу мне просто противно было смотреть. Я засунул «чижа» поглубже в матерчатую сумку с книгами и тетрадками и, гордо расправив плечи, сделал вид, что ее не замечаю. Теперь я ничего больше Хоа дарить не буду, довольно. И черного дрозда, которого уже пообещал, тоже не отдам, пусть даже и не просит. Когда я поравнялся
— Ты что смеешься?
Она расхохоталась и показала пальцем на мой лоб и щеки:
— Весь перепачкался, вот замарашка!
Я не мог понять, в чем дело. Тогда она вынула из кармана зеркальце и подала мне. Все лицо у меня было в чернилах. Наверное, во время диктанта я слишком спешил, макая перо, и так забрызгался, что теперь и сам не мог удержаться от смеха. Я стал оттирать лицо полой куртки и заодно спросил Хоа, кого это она здесь ждет. Она ответила, что меня. Меня? Это еще зачем? Столько мне навредила, а теперь ждет! Я хотел тут же повернуться и уйти, но она сказала:
— Шао, у меня есть щенок!
— Щенок? А ты не врешь? — переспросил я на всякий случай.
— У дедушки собака недавно щенков принесла, и он подарил мне одного. Щенок весь рыженький и злющий-презлющий!
Я тут же решил предложить ей поменяться на что хочет, но потом подумал, что не стоит связываться, ведь она тогда совсем нос задерет. И вместо этого сказал:
— А мне Шеу обещал щенка подарить.
Хоа сделала презрительную гримасу:
— Ну, когда еще у Пушинки будут дети!.. Если тебе понравится Рыжик — бери, я отдам.
— Правда? А ты не обманешь?
— Зачем мне тебя обманывать? Только ты за это помоги мне сделать курятник!
— Ты же говорила, что у тебя есть!
— Он очень тесный, а я скоро еще несколько кур собираюсь купить.
— Это ты для себя или для нашего кооператива?
— Конечно, для кооператива. Если у меня будут еще четыре курицы, то первое место мое!
Я согласился и пообещал выстроить новый курятник. Она, оказывается, совсем не знала, как это делается.
Я потом видел ее старый, весь кривой, покосившийся, как шалаш на плантации после урагана.
Хоа заверила, что завтра вечером я могу приходить за щенком, а если я раздобуду денег, то она поможет купить утят.
— Так и быть, — сказал я, — получишь своего черного дрозда. Можешь приходить с клеткой.
— Спасибо, только ты научи меня, как за ним ухаживать. У меня птицы почему-то долго не живут.
Мы пошли вместе, и Хоа по дороге рассказала, как ей досталось от нашей учительницы и Сунга за ту историю, из-за которой вышла драка с Сыонгом.
— Значит, это ты его подговорила? — спросил я.
— Ну да, я. Мне тогда и вправду показалось, что от тебя пахнет вином.
— Нечего было принюхиваться! Это ведь от бутылки пахло, просто затычка плохая.
Мы оба рассмеялись.
— Я ведь и впрямь решила, что ты пил, и ужасно рассердилась. Помнишь, учительница нам говорила, что детям это категорически воспрещается?
Конечно, помню! Больше уж я никогда не стану выполнять поручений Шеу. Мне даже от его жены тогда досталось. Она как-то зашла к моей сестре и, увидев меня, сказала: «И ты тут, негодный мальчишка! Нашелся помощничек!»
Я попрощался с Хоа и пошел домой. Значит, завтра вечером у меня уже будет щенок! Я его обязательно выучу, чтобы стал такой, как Пушинка, научу и на хомяков охотиться, и птиц со мной ловить. А курятник этот я за два вечера сделаю... Ох, ведь я же собирался к дедушке Тою! И, наскоро проглотив ужин, я сказал Ман:
— Пойду на Восточное озеро, ночевать останусь у дедушки Тоя.
— Зачем тебе туда? — стараясь говорить как можно ласковее, спросила сестра.
Последнее время она терпеливо выслушивала мои рассказы о школе и иногда помогала готовить уроки, особенно трудные задачки по арифметике, от которых мне почему-то всегда, едва раскрою задачник, хотелось спать. Я больше не боялся ее, как раньше, и сказал, что хочу просить денег на утят, а потом наймусь собирать ряску и отдам долг.
Сестра, видно, осталась мной довольна, даже погладила по голове и похвалила.
Какой молодец Сунг! Если бы он не поговорил с Ман, то в ответ на просьбу разрешить остаться на озере она отругала бы меня и никуда не пустила.
Итак, сестра согласна. Это меня очень обрадовало, и я бегом бросился в сторону озера.
Начинало темнеть. С поля одна за другой возвращались работавшие там бригады. Кое-где еще вели последнюю борозду. Белые цапли, на лету перекликаясь друг с другом, садились в бамбуковых зарослях, окружавших деревню.
По пути я от нечего делать считал цапель, думал о том о сем и сам не заметил, как добрался до места.
Вы никогда не были у нас на Восточном озере? Оно лежит, как черепаха, распластавшая четыре лапы по территории трех уездов. Сядешь на спину буйвола, чтоб переплыть озеро, и раньше, чем сгрызешь половину длинного ствола сахарного тростника, на ту сторону не доберешься. Наши старики помнят предание: оно говорит, что на дне озера схоронено много золота и всплывет это золото, как только кончатся «смутные времена». Рассказывая нам об этом, учительница прибавила, что сама она с детства живет здесь и много перемен за это время произошло, но только когда в селе образовали кооператив, она золото это своими глазами увидела.
— Много его было? — наперебой закричали мы.
— Очень много,— смеясь, сказала она.— Одних мальков в это озеро кооператив сколько выпустил! В нашем уезде пять тысяч семей — если считать, что каждая семья в день съедает рыбы вареной, сушеной или жареной десять штук, то всего, значит, нужно пятьдесят тысяч штук. И каждого запуска мальков нашему уезду хватит на два месяца с лишним. Так разве это не золото? Золото, которое вы каждый день едите с разными приправами!
— Рыба лучше, чем золото! Она такая вкусная! — единодушно решили мы.