У подножия старого замка
Шрифт:
— Не знаю. Быть может, и так, — перестала вдруг спорить Леля. — Видно, не зря меня дразнили «ведьминой дочкой», раз я очаровала самого пана Казимира. Только ни к чему это. Я «Земсту» очень уважаю, но ему уже далеко за тридцать. И потом…
Леля явно чего-то недоговаривала.
— Что потом?
— Мне нравится Стах Каминский, — призналась вдруг Леля.
— Неужели влюбилась? — ахнула Ирена.
— Не знаю… Стах такой веселый и интересный. Он так красиво говорит о любви…
— Эх, Лелька, Лелька! Ничего-то ты не понимаешь! «Земста» сумел бы сделать тебя счастливой… А Стах мальчишка.
— Ну, что я могу поделать? — сказала Леля, чуть не плача. —
Кисинская операция удалась. Партизаны подпилили телеграфные столбы, чтобы оборвать связь с Гралевом, Млавой, Цехановом и другими близлежащими селами и городками, взорвали комендатуру, склад с боеприпасами и выпустили из бараков на волю всех узников. Часть освобожденных разбежалась по своим деревням, а часть укрылась в Лидзбарских лесах.
У отряда «Земсты» стало традицией после каждой вылазки, будь то зимой или летом, собираться у огромного костра в чаще Лидзбарского леса. Они обсуждали подробности операции, подшучивали над теми, с кем случались казусы, вспоминали с грустью дом, родных.
Ирена жила теперь делами партизанского отряда и по мере сил помогала ему. Сборы у костра она особенно любила. Родной лес обступал их со всех сторон сплошной стеной. Пляшущие тени от кустов и огромных елей создавали впечатление чего-то необычного, сказочного. Лица партизан, освещенные красноватыми отблесками огня, казались отлитыми из бронзы. О близком конце войны говорили как о деле решенном. Еще 22 июля 1944 года в освобожденном городе Хелм Краевой Радой Народовой был создан Польский Комитет Национального Освобождения — временный орган исполнительной власти. Теперь Комитет перенес свою резиденцию в город Люблин и взял там власть в свои руки.
Время понеслось вдруг с невероятной быстротой.
Освобождение
Артиллерийская канонада усиливалась с каждым днем. И если наступало кратковременное затишье, то оно уже пугало. Гралевцы облегченно вздыхали и лица их прояснялись, когда орудия начинали вновь свою перекличку. Значит, фронт приближается, а с ним и долгожданное освобождение.
Советская Армия и наступавшее вместе с ней Войско Польское освободили больше половины польских городов и сел. Шли ожесточенные бои за Варшаву. Она была охвачена морем огня и взорвана фашистами почти полностью. Такая же участь ожидала и другие польские города, но войска второго Белорусского фронта под командованием маршала Рокоссовского наступали так быстро, что не давали осуществиться подлым замыслам оккупантов.
С десятых чисел января 1945 года немцы от мала до велика выгнали всех жителей спиливать в парке деревья, жечь костры, чтобы отогреть глубоко промерзшую землю и рыть вокруг Гралева окопы. Линия фронта подошла вплотную к городу. Соседние — Насельск, Цеханув и Млава были уже свободны. Гралево лежало всего в трех километрах от старой восточно-прусской границы, и немецкому командованию было приказано именно здесь занять оборону. Городу предстояло вынести все тяготы фронтовой полосы.
Засыпанный снегом, скованный морозом городок снова наполнился, как пять с половиной лет назад, шумом и грохотом. Только не от барабанного боя и победных бравурных
Ирена с сестренками вернулась в Гралево пятнадцатого января. «Земста» с партизанским отрядом освобождал от полицаев и немецких помещиков близлежащие от Гралева и Бурката фольварки и деревни, чтобы они достались польскому народу целыми, неразграбленными. В дальнейшем «Земста» думал влиться с отрядом в ряды Войска Польского и идти на запад до самого Берлина.
Ирена с сестренками осторожно пробралась к своему дому. Убедившись, что ненавистный Краузе сбежал, они вошли в квартиру. Долго оставаться здесь было опасно, и сестры укрылись в подвале. Но даже его толстые стены содрогались от артиллерийского обстрела. Свеча то и дело гасла, воздух подвала наполнялся густой угольной и известковой пылью. На улицах города на снегу чернели трупы. Хоронить немцев было некому, и с ними расправлялось голодное воронье.
…18 января 1945 года с раннего утра через Гралево шли последние немецкие машины и фургоны с ранеными. Яростно лязгали, перемешивая грязный снег, гусеницы танков, громыхали самоходные орудия, тягачи… Потом наступила тишина.
Ирена, чтобы не пропустить прихода своих, то и дело оставляла сестер и выходила из подвала наверх. На город уже опускались ранние зимние сумерки, и в их зыбком свете Ирена, наконец, увидела танки. Они шли со стороны Княжего Двора и казались громадными. Им было тесно на узеньких улицах Гралева, местами они сбивали каменные ступеньки подъездов. Лязгая гусеницами по разъезженной мостовой, разбрызгивая вокруг грязную снежную кашу, танки пронеслись мимо дома Ирены. На их башнях она увидела красные звезды. «Вот и все, — облегченно вздохнула Ирена. — Теперь можно спать спокойно, город свободен».
А русские танки все шли и шли большой колонной в сторону Перлавки к старой немецкой границе. Заиндевелые и почерневшие от копоти, с вмятинами от снарядов, они сотрясали мостовые, и ничего не было слышно, кроме этого грохота. Потом показалась кавалерия. И тут среди всадников Ирена узнала польских солдат. Да, это были уланы! Знакомые эмблемы, трепещущие по ветру флажки на длинных пиках. Кони идут будто в ногу. Из их ноздрей валит пар, он виден даже в густых сумерках.
Ирена распахнула дверь и закричала:
— Сердечне витамы вас, дродзы жолнеже! Денькуемы вам, кохани! [16]
Два всадника отделились от эскадрона и подъехали к ней.
— Здравствуй, девушка! Да вознаградит тебя бог за добрые слова! — сказал один из них на польском языке.
— Мы вас так ждали, так ждали! — и плача и смеясь, говорила Ирена.
— А где же горожане? — спросили обеспокоенные уланы. — Город кажется пустым. Люди живы?
— Да, но отсиживаются в подвалах.
16
Сердечно приветствуем вас, дорогие солдаты! Благодарим вас, милые! (польск.).