У последней черты
Шрифт:
Чиун откинулся на спинку тикового трона, и глаза его засияли счастливым огнем.
— Вот так, Римо, — тихо сказал он.
— Я знаю твою легенду, — ответил Римо. — Ты мне ее много раз рассказывал. Но что-то я в нее не верю.
— А ты помнишь тот день, когда ты умер?
— Да. Меня привязали к электрическому стулу. Но он не сработал.
Чиун покачал головой.
— Это была притворная смерть. Я не об этом. Я говорю о том времени, когда мы только начали тренировки. В тебя выстрелил какой-то жалкий трус. Ты еще не принадлежал к Синанджу, и он победил.
— Помню. И ты каким-то образом вернул меня к жизни, — сказал Римо.
— Я был готов дать тебе умереть. Я вернул тебя к жизни только потому, что твое мертвое тело слилось со Вселенной. Ты, как никто со времен Вана, принял Синанджу сердцем. Я не мог позволить тебе умереть, пусть даже ты белый и неблагодарный!
— И тогда ты решил, что я и есть живое воплощение этой странной легенды?
— Да, но окончательно уверился в этом значительно позже. Это произошло в Китае. Помнишь Китай? Римо кивнул, не понимая, к чему клонит старик.
— Да. Одно из первых заданий. Мы должны были раскрыть заговор против установления дипломатических отношений между США и Китаем. Как давно это было!
— Ничтожный миг в масштабах истории, — сказал Чиун. — А помнишь, как вероломные китайцы отравили тебя?
— Да, я едва не умер.
— Этого яда хватило бы, чтобы умертвить десять — нет, двадцать человек. Но ты не умер. На краю гибели, окруженный убийцами, ты отрыгнул яд и был спасен. Вот когда я впервые по-настоящему понял, что ты — земное воплощение Шивы-Дестроера.
— Потому что меня вырвало?!
— О Шиве сложено немало сказаний, — невозмутимо продолжал Чиун, не обращая внимания на сарказм Римо. — Еще в доисторические времена индийские боги сражались с демонами. Индийские боги были могущественны, но еще более могущественны были их противники. И тогда боги позвали гигантского змея по прозванию Васуки и приказали ему сбить в масло целое море молока и приготовить амброзию, которая сделала бы богов еще всесильнее. Но подлый змей Васуки, наклонившись головой вниз, стал изрыгать в молочное море яд. И, видя это, боги поняли, что море отравлено и эта амброзия лишит их последних сил и приведет на край гибели.
И тогда — о чудо! — спустился к богам Шива, красноликий бог бури. А Шива был страшный бог. Трехликий. Шестирукий. И был он очень, очень могуч.
И увидев, как из пасти Васуки извергается яд, Шива встал под струю и принял в себя поток отравы. Так Шива пожертвовал собой во имя спасения мира.
Но он не умер, Римо. Его жена Парвати, видя, что супруг ее принес себя в жертву, бросилась к нему и, не давая Шиве проглотить яд, обмотала его шею шарфом и затянула так, что Шива выплюнул отраву.
— Значит, она задушила его, чтобы он не умер от яда, — уточнил Римо. — Ерунда какая-то.
— Шива не умер, — возразил Чиун. — Он исторгнул из себя яд, и Парвати ослабила шарф. Шива остался цел и невредим, если не считать шеи. — Чиун наклонился и двумя руками оттянул водолазку на шее Римо. — Его горло посинело. В точности как твое.
— Совпадение, — сказал Римо и резко встал.
— И ты будешь упорствовать в своем неверии даже перед лицом неопровержимых доказательств?
— У меня не шесть рук, — заметил Римо. — Следовательно, я не Шива.
— Если бы здесь оказались те, кого ты одолел в одиночку, они поклялись бы в один голос, что у тебя было не шесть рук, а шестью шесть.
В глазах Римо мелькнула тень сомнения. Наконец он произнес:
— Но лицо-то у меня все же одно!
— А ты забыл, сколько раз Император Смит менял твою внешность для своих тайных целей?
— Один раз — когда я вступил в организацию, и то для того, чтобы меня никто не мог узнать, — медленно ответил Римо, загибая пальцы. — Второй чтобы замести следы после нашего очередного задания. И в последний раз когда я заставил его вернуть мне мое старое лицо.
Римо с изумлением посмотрел на свои загнутые пальцы.
— Ну что? Три! — воскликнул Чиун, воздевая глаза к потолку. — Теперь ты видишь, что предания — это не просто прекрасные песнопения, призванные замаскировать правду, как краска на лице женщины.
— Если бы я был бог, я не вернулся бы на землю в облике ньюаркского полицейского, — сердито выпалил Римо. — Уж это-то точно.
— Но сейчас ты не ньюаркский полицейский. Ты — нечто большее! Не исключено, что скоро, очень скоро ты сделаешь еще один шаг к реализации своей подлинной судьбы.
— Это ничего не меняет.
— Вспомни, когда ты был ребенком, разве ты мог себя представить в роли полицейского? — не унимался Чиун. — Дети не в состоянии постичь неизбежность своего взросления. Они не могут видеть дальше своих сиюминутных желаний. И ты, Римо, во многом еще подобен ребенку. Но скоро тебе придется повзрослеть. — Мастер Синанджу склонил голову и грустно добавил: Даже скорее, чем я думал.
Римо снова сел у ног Чиуна.
— Порой я слышу внутри себя какой-то голос, — признался он. — Чужой голос.
— И что этот голос говорит? — оживился Чиун.
— Иногда он говорит: «Я Шива! Я сгораю в собственном огне!» Иногда: «Я Шива-Дестроер, Смерть, ниспровергатель миров!»
— А дальше? — с надеждой спросил Чиун.
— Что — дальше?
— Что он говорит дальше?
— "Мертвый ночной тигр, воскрешенный Мастером Синанджу", — добавил Римо.
Чиун вздохнул с облегчением.
— А в тот день ты не мог договорить пророчество до конца.
— В какой — тот день?
— Ну как же, в день пожара, Римо. О чем мы тут с тобой толкуем?