У Пресноводья дуб зеленый…
Шрифт:
Коська обнаружил, что существует просто родина и историческая родина.
Он, как это с ним часто случалось, подслушал человеческий разговор. Кто-то кому-то говорил про некое третье лицо, что собралось ехать на историческую родину, и для Коськи этого оказалось довольно.
– Мы же – пришлые! – рассуждал он, все более увлекаясь. – Нас сюда поставили по рекам и озерам рыбу пасти, порядок соблюдать! Но откуда-то ведь мы взялись? Где-то же она есть – историческая родина?
И он в который уж раз открыл географию для пятого класса, да и ту – на государственном языке.
– Вот Европа, вот Азия,
– Может, тут? Гляди, как воды много, – Уклейка сунула пальцем аккурат в середку Тихого океана.
– Дура! Она же соленая! А мы – пресноводные… он задумался и вдруг улыбнулся. – Ты послушай, как звучит-то здорово: мы – пресноводные! Не какие-то там болотные или, не к зиме будь помянуты, мелиораторы земные, а – ПРЕСНОВОДНЫЕ! Значит, что?
– Ну?
– Значит, где-то должно быть Пресноводье…
И он нырнул в книгу.
Настолько глубоко нырнул, что Уклейка сбежала – а он и не заметил.
Водянице было не по себе – она третий день жила без воды. Однако нужно было пересилить страх и пуститься вплавь – возможно, на берегу уже ждал Родриго.
Они целую долгую зиму не виделись!
С осени влюбленные сговорились, что Родриго, когда сойдет лед, будет дважды в неделю приезжать и проверять – не появился ли условный знак. А как знак появится, оставит свой – календарик, где пометит и день находки, и день будущего свидания. Нарочно для этого парень обучил подружку цифрам. Но он не учел сущей мелочи – откуда Уклейке было знать, к чему эти цифирки относятся? В ее голове нумерация дней как-то еще не помещалась. И соотнести сегодняшний день с какой бы то ни было цифрой в календаре она не могла не потому, что ума у нее маловато, а просто до сих пор было незачем.
Поэтому, найдя на причале карманный календарик и ничего в нем не поняв, Уклейка сильно расстроилась.
Она сидела и горько плакала, понимая, что жизнь кончена. Во-первых, Родриго, наверно, уже приходил – и обратно в город уехал, во-вторых, из-за соленой воды будут всякие неприятные перемены, в-третьих, кашель все не унимается, в-четвертых, пока она лежала больная и не причесывалась, косы спутались, теперь их чесать – половину волосьев повыдерешь, а кому нужна лысая водяница?..
– Уклейка! – раздался знакомый голос.
Родриго спешил к причалу напрямик, продираясь сквозь голые ветки. Уклейка вскочила и зашлепала навстречу – бегать она не умела.
– Наконец-то! Ну, наконец-то…
– Ты не замерзнешь? – спросил парень, целуя и обнимая водяницу.
– Да я привычная!
И они наперебой принялись рассказывать друг другу новости.
А новости были в основном неприятные.
Родриго встретился с Уклейкой в знаменательный для себя день – он сдал последний экзамен в институт, это дело отмечали целой компанией неизвестно у кого, так что он, пытаясь ночью пешком дойти до дому, заблудился и набрел на спорткомплекс. Всю зиму парень исправно учился и еще подрабатывал, хотя обстановка делалась все хуже и хуже – город подтапливало, а институт как раз был построен на низком острове.
Мать, решительная дама, довольно скоро сообразила, что добром все это не кончится.
Как девятнадцать лет назад ее патриотизм не помешал ей
– Ну, Родриго Ивановс, нам с тобой тут больше делать нечего, – сказала Астрида Иванова, причем не на государственном, но на чисто русском языке, поскольку, будучи полукровкой, она без всякого билингвального обучения с детства оба эти языки знала. – Я не хочу, чтобы мой единственный сын жил, как водяной на болоте, и мхом тут от сырости порос.
– Так что – к папе в Камерун поедем? – ехидно спросил единственный сын.
– Если Камерун в безопасном месте, можно и туда… – мама задумалась. – А вообще я с одним человекм списалась, из штата Массачусетс…
Тут и выяснилось, что Астрида завела несколько женихов в разных концах света, переписываясь с ними электронным образом по-английски, всем наобещала сексуального удовлетворения, и теперь осталось выбрать того, что живет повыше и побогаче.
– И ты выйдешь замуж за человека, которого в глаза не видела? – удивился Родриго, считавший, что подобные глупости даже в его возрасте недопустимы, и честно заподозривший маму в старческом слабоумии. – Ты же ничего о нем не знаешь! Ты даже не знаешь, свою фотографию он прислал или чужую!
Еще он подумал, что хотя мама и неплохо выглядит, но ведь ей уже сорок, и кому там, в Штатах нужна сорокалетняя крашеная блондинка, если молоденьких и натуральных – выше крыши? Но вслух говорить не решился.
А мама подумала, что перед тем, как оказаться в объятиях Мугумбе Квамба, она знала о нем ненамного больше, но распространяться на эту тему не стала.
– По-твоему, умнее оставаться в умирающем городе и идущей ко дну стране? – спросила она. – Ты должен получить серьезное образование. Я, конечно, не найду в Массачусетсе такой же хорошей работы, какую имела здесь…
– Имела?
– Моя фирма со следующего месяца закрывается, – тихо сказала мама. – Мы ведь – филиал, ну так вот – филиал на болоте никому не нужен…
Родриго попытался объяснить Уклейке, что такое электронная почта, фирма, филиал, но она в последнее время и без того много новых иностранных слов узнала, все они в голове не помещались.
Водяница поняла только, что любимый ее покидает, и повисла у него на шее.
– Не пущу, не пущу! – твердила она.
– Так я никуда и не поеду, я тут останусь, – шептал ей в ухо Родриго. – Ну, куда я от тебя поеду?
Ох, не стоило этой парочке целоваться, сидя на заборе, не ко времени вышли страстные поцелуи. Да уже не переиграешь, и Уклейка с Родриго принялись строить планы совместной жизни на болотах. Планы эти были в точности таковы, как у всех несовершеннолетних, вообразивших себя страшно взрослыми, в частности – присмотрев место для двуспальной палатки, они совершенно не подумали, где Родриго будет брать человеческое продовольствие, а когда Родриго обещал подружке взять плейер с компакт-дисками, ему и на ум не брело, что батарейки очень скоро сядут, других же взять негде, а без музыки он жить не привык. Ну и прочее в том же духе.