У Пресноводья дуб зеленый…
Шрифт:
– И кто – все-то? – осмелился спросить Афоня.
Панкратов заместитель, болотный черт Гунча открыл бутыль с принесенной для образца соленой водой и облизнул пробку.
– Вообще-то пить можно, – неуверенно сказал он. – Тут раньше что-то иное было?..
– Пить! Ты вот ею подыши! – язвительно посоветовал Афоня. – До вас-то еще эта соль не дошла, у вас вода еще хорошая, а мы, считай, на побережье оказались, у нас хоть за хорошей к соседям бегай!
– Я тебя не понимаю, Антип, – Панкрат встал с пня и расправил плечи. – Все мы подписывали обращение к водяным Антарктиды, все мечтали
– Отвечай мне прямо, Панкрат! – Антип надвинулся на родственника всем брюхом. – Хоть кто-то из наших знал, что придет соленая вода?!
– Да! Хоть кто-то об этом подумал? – добавил Афоня. Будучи мельче Антипа с Панкратом, он их сшибке не мешал, совсем близко не подходил, чтобы случайно не зацепили, однако свое слово молвить хотелось.
– Нетрудно было догадаться, – заметил Янка. – Какая же еще может прийти из Океана?
– Но ведь тающие льды должны были дать пресную воду, – возразил, подойдя, Панкратов подручный Харлам.
– Они и дали. И та вода, что образовалась у Антарнктиды, потеснила обычную, которая крепкого посола, вот она к нам и хлынула.
Возражать Янке никто не стал.
Гунча меж тем нюхал бутыль своим коричневым пятачком и морщился. Потом крепко почесал в затылке и подал Янке знак – в сторонку, мол, отойдем.
– Ну, какая еще пакость взбрела тебе на ум? – уважительно спросил Янка.
Болотные черти были мастерами на пакости – заморочить пьяному голову и всю ночь водить по оврагам, появиться перед бабами-ягодницами в непотребном виде, да мало ли радостей в жизни у болотного черта? До сей поры водяным эта их особенность хоть и досаждала, но не слишком – черти остерегались всерьез дразнить крупных и сильных соседей. Но вот теперь в Гунчиной голове сложилось нечто действительно пакостное – и Янка это сразу учуял.
– Ты со своими водяными дружишь, передай им… – Гунча огляделся. – Я при всех не хотел говорить, чтобы паники не вышло. Ну вот – передай им, что все не так уж плохо, все гораздо хуже. У нас теперь что – апрель?
– Он самый, – согласился Янка.
– Стало быть, у твоих на все про все… – Гунча загнул необходимые пальцы и сосчитал их. – Семь месяцев, не больше.
– А у нас? – еще не понимая Гунчиной логики, спросил Янка.
– А у нас все иначе! Мы с тобой где зимуем? На суше. А они-то на дно спать укладываются!
– Значит, моим больше нельзя в своем озере зимовать?
– Вот именно.
– Куда же им деваться?!
– Не вопи! – Гунча отвел родственника подальше, чтобы зря не беспокоить других Панкратовых посетителей. – Я же тебя по-хорошему предупреждаю – тихонечко им объясни, чтобы они с места снялись и до зимы другое озеро себе приглядели, подальше от побережья.
– Сами? Их же кто-то ставит по озерам.
– Ну, пусть ждут, пока придет какой-нибудь главнокомандующий водяной и за ручку на другое озеро отведет, – съязвил Гунча.
– А где гарантия, что и туда за лето соленая вода не придет?
– Гарантии, конечно, никакой нет… – Гунча задумался. – Ну, пусть на речке осядут. Речка с верховьев пресную воду несет… сколько-то
– А им можно на речку? – в недоумении спросил Янка. – Это мы где захотим – там и селимся, а их же кто-то на места сажает, чтобы рыбу пасли… их кто-то назначает водяными, или как?
– Вот заладил! Да тот, кто твоего Антипку назначил, поди, уже давно околел и в труху рассыпался. Ну, поставили его на данное конкретное озеро, ну, нет больше озера – так что же, помирать и не жить?
– И то верно…
– Так ты отведи их подальше и аккуратненько разъясни ситуацию. А то все водяные с побережья как переполошатся да как вглубь хлынут… понимаешь? Паника нам тут не нужна. Пусть твои вовремя и без суеты присмотрят новое место.
– Понял… – уныло сказал Янка.
За долгие годы он привык к соседям. Бывало, и с Афоней после очередной мелкой пакости мог языками сцепиться, и Антип под горячую руку всякое брякал, зато с молодежью Янка ладил. Своих чертенят у него не было, да и давно уже по болотам не водилось маленьких чертенят, так он Уклейку баловал. Да и с Коськой хорошо ладил…
Видя, что Янка осознал необходимость конспирации, Гунча похлопал его по плечу.
– Всем же все равно не помочь… Ну, так ты хоть своим помоги…
С тем и вернулся на свое законное место – пень, соседний с пнем Панкрата, разгребать последствия этой нежданно свалившейся на голову демелиорации. И совесть Гунчи, как ни странно, была чиста – он сделал все, чтобы избежать паники, плюс одно крошечное доброе дельце.
Панкрат с Антипом меж тем уже устали ссориться и друг на дружку наскакивать, опять же, и очередь возроптала. Молодой, но уже вовсю матерый водяной Прокофий, перебежавший к Панкрату со своего законного рабочего места, озерца на самой окраине, в поисках интересной жизни, был позван, явился с нехорошей улыбкой и с суковатой дубиной наготове – и Антип предпочел с ним не связываться.
– Возвращаемся, стало быть, – хмуро сказал он Афоне. – На этих поганцев рассчитывать нечего.
– А что, если теперь, сразу же, второй сплыв созвать? Никакой не тайный? – предложил Афоня. – И всем вместе решить, что дальше делать.
– Угомонись ты, сосед, – посоветовал Янка. – Ничем хорошим второй сплыв не кончится…
Они побрели прочь и на тропе повстречали старенького и уже горбатого водяного Епифана, который тащился на прием к Панкрату с банкой.
– Вот, Машка померла… – пожаловался Епифан. – Я ее лечил, лечил, уж так радовался, когда она после зимней спячки проснулась, а выпустил в лужицу освежиться – и нет Машки…
Действительно – в банке лежала дохлая лягушка.
– Помнишь, как ты Машку вызволял, целую вимбу за нее отдал? – продолжал печальный дедок. – Вот и нету больше Машки…
– Афоня! – грозно спросил Антип. – Ты когда рыбу на дорогу припасал – она тебе странной не показалась?
– Ленивая больно была, совсем снулая, – признался Афоня. – Но так живая же!
– Точно – живая?
– Да точно, точно…
– А у меня рыбка мрет, – пожаловался Епифан. – Сменили бы меня на озере, что ли? Не управляюсь уже, за Машкой – и то не уследил, тут еще рыбка сгинет… Антип, ты вот матерый, скажи – куда идти просить, чтобы сменили?