У сумрака зелёные глаза

Инош Алана

Хюбер был долговязым и длинноносым, похожим на аиста, лет пятидесяти. Видимо, он уже собирался ложиться спать, когда я пришла: на нём была майка и пижамные брюки.

– Эта-то? – переспросил он, когда я описала ему внешность моей незнакомки. – Знаю. Живёт со своим папашей в шикарном особняке. Относил я туда один раз бандероль... Уфф, думал, сожрут меня. Нет, ничего. Не тронули.

– А имя? Адрес? – спросила я. У меня даже сердце забилось от радости: такая удача!

– Эльенны они, – ответил почтальон. – Она – Эрика, папашу Эльезером зовут. Адрес... Сейчас, у меня всё-ё-ё

записано!

Он принёс потрёпанную записную книжечку в коричневом переплёте, полистал, слюнявя палец, нашёл. Я записала себе. Хюбер, прищурившись, спросил:

– Что, они у вас на мушке?

– Ну... вроде того, – сказала я.

– Давно пора, – ожесточённо кивнул почтальон. – А то ишь – живут рядом с людьми, вроде как добропорядочные граждане... А сами – кровососы проклятые!

– Спасибо, господин Хюбер, – поблагодарила я. – Вы дали чрезвычайно ценную информацию.

Особняк находился в пригороде – тот самый, куда мы с тобой приехали. Пока я не рискнула приближаться к нему, но теперь мне было известно, что моя незнакомка была дочерью лорда Эльенна. Он был известен тем, что не убивал ради пропитания и не нападал на людей, а держал доноров в хранилищах. Тогда мне это казалось сомнительной гуманностью.

Чувство дежавю не отпускало. Знаю её – и всё тут, а откуда – непонятно. Это заставило меня, взяв машину напрокат, затаиться в кустах у дороги, ведущей из пригорода. Ожидание оказалось не напрасным: вечером появилась знакомая машина, направляясь в сторону центра. На сей раз я не стала спешить: дала ей проехать, подождала немного и двинулась по следу, доверяясь своему чутью.

Эрика посетила театр. Билета у меня не было, пришлось околачиваться в фойе, ожидая. Во время антракта Эрика вышла из зала в сопровождении симпатичной светловолосой девушки – на сей раз уже другой. Они направились в буфет, где Эрика купила своей спутнице пирожное, а сама взяла только бокал вина, к которому время от времени прикладывалась, лишь смачивая губы. Вид у неё сегодня был романтичный: атласно блестящий чёрный плащ до пола, высокие сапоги, жемчужно-серый жилет и блузка с пышным жабо. Смахивало на маскарадный костюм, но Эрике шло всё, что бы она ни надела.

После окончания спектакля я ждала их появления, но вампирша с девушкой так и не показались. Во мне рокотала досада: как же я их упустила? Или Эрика отвела глаза? Обшарив весь театр, я их не нашла. Плюнув, пошла к машине, но при приближении к ней ощутила знакомый холодок...

Достав небольшой пистолет с противовампирскими пулями, я открыла заднюю дверцу и села. Но Эрика только улыбнулась наставленному ей в лоб дулу.

– Значит, ты позволяла за собой следить? – усмехнулась я.

Она, бесстрашно глядя на меня непроницаемо-тёмными глазами, сказала:

– Я знаю, ты охотница. Ваша группа в городе, и нам это тоже известно... Пожалуйста, не убивайте нас. Мы не причиняем людям зла.

Я приподняла бровь.

– Не причиняете? А как же кровь, которую вы пьёте?

– Мы не виноваты, что она требуется нам, чтобы жить, – сказала Эрика просто. – Я в своей жизни не убила ни одного человека. И папа тоже не убивает.

Я сообразила, что впервые беседую с вампиром. До сих

пор у меня с ними был короткий разговор: вижу тварь – стреляю, тут, сама понимаешь, не до болтовни. Или я её прикончу, или она убьёт меня, третьего не дано. А глядя на Эрику, я даже не могла нажать на спусковой крючок, только держала на мушке, поражаясь своей слабости. Стрелять в неё было по ощущениям всё равно что стрелять в ребёнка – беззащитного и невинного. Её такое наивное «пожалуйста, не убивайте нас» и поразило меня, и, как ни странно, позабавило. Ещё ни одна кровососущая тварь не просила у меня пощады – все они сражались за свою жизнь, показывая зубы, а Эрика смотрела на меня влажными глазами, не двигая и пальцем, чтобы себя защитить. Я не понимала её игры: зачем ей садиться ко мне в машину, не будучи уверенной, что она сможет меня одолеть? Верить в то, что она надеялась на моё милосердие, было крайне глупо... Или она именно на это и рассчитывала? Нет, невозможно... Уму непостижимо. Ведь я охотник, я не щажу кровососов, и ей это должно было быть прекрасно известно!

– Пожалуйста, – повторила она тихо и умоляюще. – Не трогайте нас. Если вы будете истреблять таких, как мы с папой, наше место займут настоящие монстры, для которых издревле приемлем лишь один способ питаться – убивая.

– То есть, ты хочешь сказать, что вы – гуманные? – Я пока не спешила убирать пистолет.

– Называй это как хочешь, – сказала Эрика. – Люди в наших хранилищах в жизни были несчастны, а теперь чувствуют себя счастливыми. Они погружены в состояние вечного блаженства, нескончаемой нирваны.

– Откуда вы знаете, кто счастлив, а кто нет? – Странно, но всё больше мне хотелось убрать оружие. Слишком тяжёлым оно стало. Мне чудилось, будто когда-то я слышала этот голос, и он говорил мне тогда много нежных слов.

– Лишь взглянув на человека, мы узнаём о нём всё, – ответила Эрика. – Если он безысходно несчастен, это чувствуется. И сиюминутное плохое настроение от настоящего непоправимого горя тоже отличается.

– Нет безвыходных ситуаций, – сказала я. – Всегда можно что-то сделать, как-то помочь.

Эрика покачала головой, глядя на меня с какой-то удивительной нежной грустью.

– Не всегда, – проговорила она. – В жизни эти люди задумывались о самоубийстве. У некоторых даже были попытки. Они зашли в тупик.

– То, что даёте им вы – лишь иллюзия. – Моя рука ослабела так, что я опустила пистолет. И не поверишь – испытала от этого несказанное облегчение, как будто удержалась от чего-то страшного.

– Вся жизнь – иллюзия, – вздохнула Эрика. – Мы пребываем во власти иллюзий от рождения и до смерти.

– Скажи мне тогда, что не есть иллюзия, по-твоему? – спросила я.

Она улыбнулась.

– Ты. Ты – не иллюзия. Ты снилась мне, я уже видела всё это... Эту встречу, как она будет. Ты не убьёшь меня.

– Почему это? – усмехнулась я. – Это моя профессия – убивать вампиров.

– Потому что я тебя люблю.

Сказать, что я обалдела – значит, ничего не сказать. Ей удалось так меня поразить, что она могла бы, пользуясь моим замешательством, уже раз десять выпить меня досуха. Я не знала, то ли мне смеяться, то ли...