У сумрака зелёные глаза
Шрифт:
Я нарочно отправилась к Массимо на рассвете: я-то солнца не боялась, а он его не выносил, потому и спрятался где-то в погребе. Но вот загвоздка: бродя по комнатам и прикасаясь к растрескавшимся стенам, я ощущала всей душой боль и горе их хозяина. Думаете, вампиры не способны на чувства? Ну, значит, вы ничего о них не знаете...
Каждый сантиметр здесь был пропитал болью. Действительно, можно сойти с ума, если вариться в этом каждый Божий день (или, точнее, ночь) на протяжении почти двух веков. Потеря любимого существа подкосила Массимо, он утратил смысл
Всё-таки иногда тяжело быть эмпатом... Испытав всю боль этого существа, я сожалела о своём охотничьем прошлом. Я убивала их... А у них оставались те, кто по ним тосковал. Но, охотясь, я задвигала своё сострадание так далеко, как это было возможно: для меня они были паразитами, просто кровососами. Врагами. Монстрами. Так сильно было влияние Кельца, его непримиримой страсти и безжалостности, что я не задумывалась: а может, им тоже больно? А может, они тоже умеют любить? Особенно те, кто был не рождён вампиром, а стал им – в них оставался призрак человека.
Массимо не был рождён монстром. Когда-то он был человеком – вполне благополучным и обеспеченным, но имел глупость влюбиться в вампиршу. Чтобы навеки остаться с ней, он сам пожелал обращения. Как ни жестока, как ни ветрена и стервозна была его возлюбленная, он души в ней не чаял. Как говорят: любят не за что-то, любят – вопреки... А когда она погибла, его жизнь остановилась.
И вот, я сидела в зале для торжественных приёмов – пустом и сером, с потрескавшимися и частично обрушившимися колоннами... Когда-то здесь горели свечи в канделябрах, сверкали зеркала, звучала музыка, танцевали пары. Сейчас же тут гулял лишь ветер, гоняя с шуршанием прошлогодние листья. Разбитые люстры лежали на полу, оплетённые тенётами и обросшие пылью, мебель была вся разворована, и на месте прежней роскоши были только гниль, прах и труха. Обиталище скорби. По моим щекам катились слёзы, но не мои, а этого места. Столько в развалинах скопилось страдания, что, находясь здесь, нельзя было не плакать.
Вдруг гулко раздался голос:
– Я благодарен вам...
Я вздрогнула, увидев перед собой мужскую фигуру с длинными спутанными волосами, в каких-то полуистлевших лохмотьях непонятного цвета. Лишь ветхие остатки кружев напоминали о давно ушедшей эпохе, когда дорогая ткань рубашки белоснежно сияла, а кружева эти блестели золотыми нитями. Непростительно долго я провела в размышлениях, погружаясь в память этого места, и пропустила наступление темноты, а с ним и выход хозяина дома из его дневного убежища.
– Благодарю вас за эти слёзы... Сам я уже давно утратил способность их проливать... Некому было нас оплакать... а вы это сделали. Спасибо.
Его меланхоличный голос был глубоким, приятным, мелодичным. Он принадлежал не чудовищу, а человеку. Честно говоря, я представляла себе Массимо высохшим монстром, костлявой клыкастой нежитью, но передо мной был молодой мужчина приятной наружности, разве что только одетый хуже самого нищего бомжа и издающий запах затхлости
– Я так сожалею, – вырвалось у меня. – Простите меня...
– За что? – удивился он.
– От имени всех охотников, – сдавленно вздохнула я.
Тёмная тень старой боли застлала взгляд вампира.
– Пришли убить меня? – мрачно усмехнулся он. – Что ж, я даже рад такому обороту. Делайте своё дело... Я устал влачить это жалкое существование, а на самоубийство так и не смог решиться... Всегда был трусом.
– Простите...
Я закрыла мокрое лицо ладонями. Неслыханно, невероятно... Охотник просит прощения у вампира. Кельц был бы поражён.
Нет, не у вампира – у человека, который выбрал этот путь из-за безрассудной любви к монстру.
– Вы понимаете меня, – задумчиво проговорил Массимо. – Как удивительно... А ведь вы тоже знаете, что такое любовь.
Запах тлена ударил мне в ноздри: Массимо присел передо мной, заглядывая мне в лицо сияющими в сумерках глазами.
– Не бойтесь сумрака, дитя моё, – воодушевлённо прошептал он. – Пока вот тут жива любовь, – его палец ткнул мне в грудь напротив сердца, – он никогда не будет над вами властен. Пока в вас горит этот негасимый светоч, вы можете идти хоть в самое средоточие сумрака, не боясь быть поглощённой им.
Его лицо мягко освещала улыбка. Нет, он совсем не безумен, подумалось мне. Но зачем он убивает девушек? Это как-то не увязывалось с его обликом.
– Это существа низшего сорта, – сказал хозяин развалин, и его губы презрительно скривились. – То, что они продают, не имеет никакого отношения к настоящей любви. Потому я и не щажу их.
– А других щадите? – спросила я.
– Других?.. Да. Чтобы питаться, не обязательно убивать. – Помолчав, он в свою очередь задал вопрос: – Ведь вы пришли за моей силой... Зачем она вам?
Я честно всё рассказала. Массимо взъерошил себе волосы руками с длинными, изящными пальцами – пальцами аристократа.
– Мммм, – глухо простонал он. – Лорд Немет... О да, это монстр. Если я ещё помню, каково быть человеком, то он этого не знал никогда... Потому что он монстр по рождению. И отпрыск его – тоже маленькое чудовище. Даже не зная его, я в этом уверен. Что ж... Берите то, за чем пришли, мне моя сила уже не нужна, а вам пригодится. Если это поможет вам спасти того, кого вы любите, мне не жаль даже своей никчёмной жизни... Берите.
– Наверно, я не смогу принять ваш благородный дар, – призналась я. – Подыщу кого-нибудь другого.
– Да полно вам! – поморщился Массимо. – Вы видите, как я живу. Разве это жизнь? Я смертельно устал. Мне больше ничего не нужно. А вот вам – нужно. Вы хотите жить... вам есть кого спасать. Есть кого обнять... Я буду только рад, если у вас всё получится. Берите же, пока отдаю! – И он откинул волосы.
Я вонзила зубы в его шею со слезами на глазах. Было трудно глотать кровь, вдыхая затхлый запах его тела и за эти краткие мгновения проживая его долгую жизнь... Опуская его на мраморный пол зала, я прошептала: