У свободы цвет неба
Шрифт:
Валентин задвинул под стол ногой стул, на котором сидел гость, и присел на пуфик.
– Так что же, война?
– Посмотрим, Валентин Аркадьевич, - сказал Айриль.
– Но если да - я не остановлюсь.
– Бешеный ты, - качнул головой байкер.
– Как матушка, - улыбнулся наконец приемный сын Полины.
– Теперь давай говорить совсем серьезно.
– Как скажешь, - Валентин опять был сама невозмутимость.
– Наше торговое преимущество невелико, полгода сложностей сказались, но оно пока есть. И есть способ его прирастить за счет торговли с империей, которая не будет оскорбительной для людей матушки.
–
– Поставки в империю льна.
– Льна?
– удивился Валентин.
– Да, льна, - подтвердил Айриль.
– Во всех видах, от готовой ткани и до только что собранного с поля. Я проверил весь цикл обработки, он воспроизводится в империи.
– Вам что, вашей шерсти мало?
– окончательно потерялся Валентин.
– Кроме Южного Саалан, где летом в шерстяной ткани, даже самой тонкой, немного жарко, есть и Ддайг. Шерстяная ткань на теле в той жаре - это пытка. Полотенце из шерсти - пытка вдвойне. Пока там носят кожу. Если дать им лен, они купят за любые деньги.
– А что вы искусственные не носите? Есть же дышащие спортивные, их можно носить в жару.
Айриль скорбно вздохнул и поднялся из кресла. Вышел из гостиной в коридор, принес черный мусорный пакет, открыл его и показал содержимое Валентину. Там лежали шторы. То есть хлам, еще недавно бывший полиэстеровыми атласными шторами приятного бежевого цвета.
– Я приехал сюда чуть больше двух десяток дней назад. Я даже почти не колдовал!
– Действительно, что-то странное. Моль вроде бы полиэстер не ест, - хмыкнул Валентин.
– Моль я вывел сразу, и тараканов тоже, - вздохнул Айриль.
– Заодно и у соседей, чтобы два раза не делать. А шторы... они распались от того, что я рядом. Я поговорил с хозяйкой апартаментов, она думает, что ткань распалась из-за света, ей вредят солнечные лучи, но не за год же. По совету хозяйки я нашел льняные и повесил, а пока вешал, потрогал ткань. И понял: вот то, что надо. Там, за звездами, это купят за любые деньги. И не только ткань. Семена, очесы, пакля, костра - там пригодится все. За границей края есть люди, готовые продать сырье в обход санкций. Но купить мало, нужно привезти.
– А ваши что, до сих пор не присмотрелись?
– Первая экспедиция присмотрелась, - ответил Айриль, - очень внимательно. Сперва им все очень понравилось - и шелк, и хлопок. Но потом кто-то навел справки и узнал, как этот самый хлопок выращивали.
– И что?
– не понял Валентин.
– Мы не можем носить ткань с такой историей, - признался сааланский мальчик.
– Для нас это неприемлемо, как убить животное-компаньона для еды.
– Ясно, - уронил байкер.
– Вот, - закончил рассказ Айриль.
– А шелк дорогой. И поэтому мы ходим в своем.
Валентин помолчал, что-то прикидывая.
– Лен точно никто не продает туда к вам?
– Князь переправляет ткань к себе на Острова, но очень понемногу, скорее как местную диковинку, - Айриль с полуулыбкой пожал плечами.
– Шелк возят да Шайни, это их бизнес. А остальным точно никто не торгует, я попросил родных проверить. Мы будем первые.
– Вы?
– переспросил Валентин.
– Не наместник?
– Он войдет в долю, но не больше. И я хочу, чтобы матушка получила часть дохода. И вот что, Валентин Аркадьевич.
– Что?
– Съезди в ОБНОН, попроси поставить лаборатории портала на учет и выделить охрану.
– Толку-то от них...
– заметил Валентин.
– От них очень много толку!
– возразил Айриль.
– Они тут закон, и если что-то случится с лабораторией, которую они учли, это уже преступление, а не просто разговор.
– Можно подумать, это кого-то остановит, - хмыкнул байкер.
– Валентин Аркадьевич, - очень серьезно сказал маркиз, - я сделаю все возможное для того, чтобы его самого и его людей убил не я. Я очень не хочу убивать в этом городе.
Марина озиралась, стоя на палубе корабля. Он назывался "Солнечный блик", был небольшим и быстрым. Князь сказал, одним из самых быстрых в его флоте. Справа виднелся изящный, как игрушка, замок Вдовьего острова. Архипелаг Кэл-Алар за кормой выглядел парой пестрых больших ящериц, греющихся на солнце. Шел пятый час их морского путешествия. Смотреть в воду совершенно не хотелось, хватило и наблюдения сцены из жизни обитателей гавани, сопровождавшейся впечатляющими красными разводами на воде и ошметками чего-то розового, впрочем, шустро подобранными то ли рыбами, то ли каким-то другими морскими ящерами, более везучими. Поэтому Лейшина любовалась небом. Полина, наоборот, увлеченно всматривалась в воду, чуть не свешиваясь с борта. Слава богу, хоть не комментировала больше свои наблюдения. Ее восторженных предположений, во что могут развиться эти конкретные существа, если вообще выживут, и кем могут быть заменены в пищевой цепочке, хватило даже матросам Димитри. Теперь "ученую мистрис" почтительно обходили по широкой дуге и украдкой прикасались ко рту ногтем большого пальца левой руки - так, на всякий случай. Понятно, что настоящую некромантку капитан Дью вез бы с браслетом на руке или как-то иначе защитив команду, но мало ли что они умеют и могут, эти странные люди из-за звезд. Та, которая выглядит самой ученой из всех, значит, и самая опасная. Капитан, конечно, рядом и бдит, но мало ли что.
Сам капитан в это время заканчивал конфиденцию. Досточтимого, пришедшего с ним, моряки видели впервые, и неудивительно. Дью мельком обмолвился помощнику, сейчас стоявшему у штурвала, что он, этот досточтимый, лет пятнадцать просидел в Новом мире, а до того работал где-то в столице, не то в монастыре, не то в представительстве Академии. И команда сделала вывод, что эта конфиденция - скорее какой-то совет по столичным делам и предстоящему суду. Капитану немного сочувствовали: он вложил в земли Нового мира много денег, вызвал туда многих своих людей и все равно остался должен, раз предстояло разбирательство в столице. Женщины, представлявшие вторую сторону в будущем разбирательстве, показались морякам вполне здравыми на первый взгляд, но кто знает, как обернется дело, суд есть суд.
Моряки были правы только отчасти. Финансовый вопрос заботил князя во вторую очередь, а может, даже в третью.
– Я только теперь понимаю, насколько плохо все получилось с Полиной. И думаю, она глубоко несчастна теперь, - сказал он Айдишу, заканчивая рассказ о своих чувствах и мыслях по поводу произошедшего и предстоящего.
– Возможно, она еще привыкнет к своему новому положению, - предположил досточтимый.
– Вряд ли, - вздохнул Димитри, - я вот не привык. А моя жизнь уже теперь раза в четыре больше всех прожитых ею лет и не меньше чем втрое длиннее времени, которое она вообще проживет.