У свободы цвет неба
Шрифт:
– А, да Юн... что там у тебя? Твои бандиты получили по заслугам и пришли жаловаться?
– Ты не хочешь заниматься этим?
– Айриль был сама невозмутимость.
– Хорошо, я свяжусь с графом да Онгаем, пусть решает он.
Дагрит скрипнул зубами и пошел брать объяснения. Через два часа, опросив даже не всех задержанных, он уже вынужден был звонить в ГУВД с докладом и получать инструкции. Еще через час в отделе был следователь из города. А вечером Айриля пригласили на беседу, и оперуполномоченный объяснил ему, что кроме хулиганских действий вменить
– Хорошо, - сказал маркиз да Юн.
– Тогда я вынужден решать проблему сам. В конце концов, ущерб нанесен моей курьерской службе.
Дагрит да Шадо не смолчал.
– Ты что, хочешь сказать, что намерен сам наказать обидчиков?
– хмыкнул он, не скрывая насмешки.
– Я не закон, чтобы их наказывать, - спокойно ответил Айриль.
– Но объяснить им, что не стоит повторять таких визитов, смогу. Я брал уроки у Вейена да Шайни и думаю, что справлюсь с этой задачей.
Дагрит побагровел и вытаращил глаза.
– Ты хочешь сказать, что Онтра оплатила тебе практику у старика да Шайни?
– Я хочу сказать, - светски улыбнулся Айриль, - что маркиз Вейен со мной занимался в зиму перед выпуском, с листопада до весеннего солнцеворота. А все остальное - дело семьи да Юн.
Вернувшись после заседания в Старый дворец, Полина обнаружила, что Чак лежит, уткнувшись носом в ее постель.
– Чак, ты здоров?
– спросила она.
– Да, - вздохнул он, - и нет.
– Что с тобой?
– Я понял, что ты когда-нибудь уедешь навсегда, к себе за звезды, и я не смогу больше дружить с тобой, - грустно сказал сайни.
Полина посмотрела ему в мордочку. Вдоль носа легли две заметные мокрые дорожки.
– Сможешь, - уверенно сказала она.
– Не плачь об этом.
– Но как?
– сайни всплеснул лапами, как человек.
– Ты же уедешь! А потом и запах твой истает. Как я буду знать, что ты есть?
– Я оставлю тебе подарки, и у тебя будет что-то, что как бы немного я.
– Вещи тоже недолго хранят запах, - вздохнул сайни.
– Это не поможет.
– Подарить вещь, конечно, не поможет, - согласилась женщина.
– Но есть что-то понадежнее запаха.
– Что же?
– сайни поднял голову и посмотрел на Полину довольно скептически.
– Музыка, - ответила она.
– Все сайни умеют свистеть и гудеть. А я люблю петь. Да, я уеду. Но мои песенки останутся тебе в подарок.
– Да! Правда!
– он обрадовался и даже заплясал на месте, перебирая лапами.
– Там, внизу, где огонь, есть китар, я не смогу его принести, но если ты пойдешь туда, то можно играть и петь там.
– Хорошо, - улыбнулась она.
– Спроси энца Жехара, есть ли там кто-то, и если никого нет, мы выйдем.
Чак убежал, через минуту в дверь заглянул Жехар и сказал:
– Мистрис, вы можете спуститься в холл, я послежу,
Китар, сааланская гитара, в зале действительно был. Красивый, странного зеленоватого дерева с ярко-вишневыми вставками и грифом цвета меда. Полина взяла инструмент в руки, пробежала пальцами по струнам, Чак присел у ее ног и превратился в неподвижный столбик со ждущим взглядом. В камине еще горел огонь, рыжие блики плясали на полированных досках пола, и россыпь звонких нот в пустом холле, казалось, добавила тепла воздуху и стенам.
"На пряничные крыши, на карамельный град, обрушился однажды волшебный снегопад" - вплелись слова в россыпь звуков, и сказка для сайни началась. Энц Жехар сидел на ступенях лестницы на галерею, кажется, с трубкой в зубах, и дожидался, пока его подопечная закончит свое странное занятие. На галерее стоял энц Гайям и слушал так же внимательно, как Чак. Наверное, даже внимательней, ведь он-то знал русский, в отличие от сайни. Сказка закончилась, потом завершилась и мелодия. Сайни, вытянувшись столбиком, бегло просвистел куплет, не допустив ни одной ошибки, и Полина, улыбнувшись, подтвердила:
– Да, Чак. Именно так.
Бережно отставив инструмент обратно к стене, она пошла к лестнице на галерею. Энц Жехар учтиво поднялся и развернулся на ступенях, пропуская ее. Энц Гайям исчез за своей дверью до того, как Полина успела подняться на галерею.
В апартаментах женщина погладила сайни по переносице и сказала:
– Завтра снова. А сейчас я буду читать.
– Хорошо, - моргнул довольный Чак.
– Я пойду за ужином.
– И действительно убежал, насвистывая новую песенку.
Второй день слушаний по процессу "Озерный край против империи" начался с сюрприза всем собравшимся. Князь Димитри, выйдя к столу Совета, попросил судей быть его свидетелями и, получив их согласие, публично, при всей столичной знати, произнес полное отречение от старых богов, соответствующее всем требованиям Академии. Присутствующие недоумевали, внимая раскатывающимся по залу древним словам клятвы.
"Сим словом отрекаюсь от старых господ и владык, ведомых и неведомых мне, и всех их дел, и всех даров, известных и неизвестных мне, и всего служения им, совершенного мной явно и тайно, ведомо и неведомо, и всего их искусства, и всей их гордости".
Когда князь Димитри закончил говорить, по залу пронесся волной общий вздох, вырвавшийся у всех присутствующих одновременно.
Князь да Гранна, не скрывая своего удивления произошедшим, объявил перерыв в заседании на два часа. Все разошлись по тавернам. За тарелкой сырных оладьев Полина пыталась узнать у изумленного энца Жехара смысл этого ритуала. Он долго размышлял, прежде чем ответить. Потом спросил:
– Зачем тебе знать это? Это между ним и Академией.
– У нас в обычае, - легко ответила Полина, - есть похожие свидетельства веры, и я хотела знать, не должна ли я произносить что-то подобное, прежде чем начать говорить.