У Терека два берега…
Шрифт:
На рассвете снег заскрипел уже под сотнями армейских сапог. В аул Дойзал-юрт вошли сотрудники НКВД и приданные им бойцы Красной армии. Операция «Чечевица» была подготовлена блестяще. Все жители аула были под конвоем доставлены на железнодорожную станцию, где их уже ждал состав, из расчета сорок пять человек в один вагон, хотя первоначально планировалось сорок. Такое уплотнение было вполне допустимым при наличии в составе спецконтингента приблизительно сорока процентов детей.
Астрид попросила Жору Рубинова съездить в Шереметьево, встретить Софи-Катрин. Жора Рубинов, до получения первого своего паспорта послушно носивший фамилию Рубинчик, в шестнадцать поменял ее на более таинственную и романтически-восточную, чем вызвал гнев родителей и недоумение преподавателей музыкального училища, в котором учился по классу скрипки. Он работал у Астрид водителем. Однако в трудовую книжку попросил записаться как администратор. На всякий случай.
Жора фактически владел «Шевроле», по борту которого было написано «телевидение Си-би-эн — Московская редакция». Он так поставил себя в редакции, что подчинялся только гендиректору, то есть Астрид Грановски, а остальных сотрудников, кто бы они ни были, посылал подальше. И когда Астрид отлучалась в командировку, редакция, по сути, оставалась без транспорта. Однако сгонять в Шереметьево и встретить там девушку, немочку из Барселоны, Жора вызвался исполнить с энтузиазмом. На лазерном принтере, форматом А3, Жора распечатал лист с надписью латиницей — «Штайнер Софи-Катрин».
С этим листом он и встал возле выхода с того терминала, куда прибывал барселонский рейс.
Самолет не опоздал, однако сама Софи-Катрин вышла с таможни одной из последних. Как всегда — потерялся чемодан, потом нашелся, но в нем уже не было половины вещей…
Жора ее сразу признал — коротко стриженная высокая блондинка, широкоплечая, как пловчиха, в стильных очках с тонкой черной оправой.
Жора, как водится, с ходу предложил обменять валюту на рубли по серединному курсу, а также, если девушке надо, стать ее бесплатным гидом по ночной Москве.
Оказалось, что девушке не надо ни того, ни другого.
— Как хотится, — хмыкнул Жора, крутя руль «Шевроле» и подрезая робких частников.
Софи-Катрин глядела в боковое стекло, зябко кутаясь в большущий шарф, специально приобретенный для поездки в Россию. Поеживалась она чисто рефлекторно, потому что в машине было даже жарко. Сам водитель, Жора Рубинов, крутил руль, с форсом сидя без куртки, в одном пиджаке.
Но Софи-Катрин становилось холодно уже от одного вида этих вечных бескрайних снежных, несмотря на весну, полей Подмосковья. И когда их машина миновала мемориальные ежи с надписью: «Здесь осенью сорок первого проходила линия обороны», она вспомнила о дедушке, так и сгинувшем в этих бескрайних заснеженных полях…
«Как же холодно им было! — подумала Софи-Катрин. — Как же они мерзли здесь!»
Жора Рубинов, словно телепатически прочитав ее мысли, сказал:
— Бабка моя проезжала по этой дороге, когда фашистов отогнали за Клин, сразу после январского наступления, так говорит, немцы ротами замерзшие сидели. Как присели на привал, так и не встали — все…
Софи не хотела поддерживать беседу, но в самом конце поездки, когда Жора выруливал к Чистым Прудам, спросила:
— А Айсет Бароеву знаете?
— Чеченку? — машинально переспросил Жора. — Дочку главного мафиози? Кто ж ее не знает, только вот пропала куда-то…
Жора поднес чемодан до лифта. Консьержка знала его.
— В десятую, к госпоже Грановски? — спросила консьержка. — Тут для вас ключ оставлен, откроете сами?
Софи-Катрин поднялась на третий этаж одна, вежливо, но твердо отпустив Жору еще внизу. Легко открыла дверь…
Умная техника встретила гостью зажегшимся электричеством и включившимися во всех комнатах телевизорами, настроенными на канал Си-би-эн. С техникой Софи-Катрин легко разобралась. У отца в доме тоже компьютер с программой лакея — дворецкого, этакий smart home machine [17] … Закинула чемодан в гостевую комнату, наполнила ванну горячей водой, сыпанув туда морской соли… Плеснула в стакан на донышко коньяку из бара. Нашла на полке диск Селин Дион… Разделась, включила музыку погромче и легла в воду…
17
Умный домашний агрегат (англ.)
«Как хорошо жить, пока ты молода! — подумалось ей. — А стану старой, как я буду завидовать тем, что придут на смену…» В зеркалах — на стенах и на потолке — повсюду отражалась она — Софи-Катрин… Валькирия Софи-Катрин…
Она растерлась махровым полотенцем, надела халат, сунула ноги в меховые шлепанцы и пошла в гостиную к бару за добавкой коньяку.
Заглянула в спальню.
Заглянула и обомлела. Чуть ли не посередине спальни на мольберте стоял подрамник с холстом примерно метр на метр двадцать… И на холсте, как живая, была девушка… Худенькая девушка с огромными глазами. У нее была очень маленькая грудь, как у самой Софи-Катрин… Девушка сидела и снимала с себя белый ажурный чулок.
Мольберт стоял таким образом, чтобы его было хорошо видно с постели. И еще — он был специально подсвечен. Двумя светильниками, расположенными таким образом, чтобы освещать картину равномерно с двух углов, как это делается в салонах или в музеях.
Софи-Катрин прилегла на кровати и залюбовалась…
Кто эта девушка? Кто она? Кто?
Софи-Катрин так и заснула. Со стаканом в руке и с полотенцем на мокрых волосах.
Ей приснилась их метресса мадам Зиро. Мадам Зиро из школы-пансиона Сен-Мари дю Пре. Мадам Зиро сидела в своей канцелярии рядом с преподавательской, и Софи-Катрин, совсем уже не девочка, а наоборот — в ее нынешнем возрасте, стояла перед мадам и в страхе ожидала каверзных вопросов. И при этом Софи-Катрин чувствовала, знала, что где-то в подвале, в старом винном погребе, в так называемом «кав», почему-то на цепи, прикованная за какую-то провинность, сидит маленькая Ай. И ее, Софи-Катрин, теперь должны были допрашивать по поводу ее скрытых намерений освободить подругу. Здесь в Сен-Мари дю Пре, это почему-то было «enterdit»… [18]
18
Запрещено (франц.)
— Ты собралась кого-то спасать? — ехидно спросила мадам Зиро.
— Я хочу спасти… — Софи-Катрин запнулась.
— Кого? — резко спросила мадам Зиро, вытянув тонкую морщинистую шейку, совсем как у черепахи.
— …собачку, — соврала Софи-Катрин, как будто ее уже обличили в намерении кого-то спасти, но еще не установили точно — кого, а выдать маленькую Ай было нельзя.
— Какую еще собачку? — удивилась мадам Зиро.
— Нашу собачку Бланш, — ответила Софи-Катрин, имея в виду любимицу их класса — дворнягу, что жила при школьной кухне.
— Эту? — спросила мадам Зиро и достала из-под стола кастрюлю.
— Не знаю, — ответила Софи-Катрин.
Мадам Зиро приподняла крышку кастрюли, и в ней Софи-Катрин отчетливо увидала знакомый хвостик.
— Эту собачку нам сегодня сварили на ужин, — сказала мадам Зиро и облизнулась.
— Я, я… — лепетала Софи-Катрин.
— Что ты? Кого ты задумала спасать? — спросила мадам Зиро. — Говори, или из тебя завтра тоже сварят обед.
— Я, я, я… — лепетала Софи-Катрин.
— Надо себя спасать, — назидательно сказала мадам Зиро и вдруг по-собачьи тявкнула, обнажив длинные нечеловечьи клыки: — Гав, гав, спасайся, беги, пока тебя не съели…