У вас семь новых сообщений
Шрифт:
– Нервная ночь?
Я смотрю на нее и чувствую странную легкость, будто все мои неприятные мысли о ней исчезают.
– Это мелочь, но мои якобы подруги – две Рейчел – поспорили, что одна из них сможет увести моего парня. Собственно, это и произошло. И если Рейчел я могу понять, то Оливера нет. Он настолько… не знаю… выше их. Он единственный парень, которого я…
Неожиданно мне становится неудобно, хоть Элиза и делает вид, что в моей откровенности нет ничего необычного.
– Если вам суждено быть вместе, он вернется.
– Легко сказать.
– Ну, мне тоже досталась своя доля разочарований
Странно слушать, как она рассуждает о моем отце. Она же едва его знает.
– Хороший человек, который мне соврал.
Она никак на это не реагирует, продолжая маленькими глоточками пить свой травяной чай.
– У всех свои недостатки.
Все, что Элиза говорит, так банально. У нее должна быть сторона, которую она не показывает. Происходящее научило меня одному: у всех нас есть фасад, который мы демонстрируем миру и друг другу, и у некоторых оказывается больше слоев, чем у других. Элиза настолько сложный человек? Может быть, и нет. Возможно, она привносит в жизнь отца что-то простое и понятное. Мама никогда не была пассивным наблюдателем. Она всегда ставила нас перед выбором, заставляла нестандартно думать об окружающем мире. Однажды мама сказала мне, что у людей есть «настоящие голоса». С любимым человеком ты говоришь своим настоящим голосом, и все, что произносишь, – правда. Может быть, это настоящий голос Элизы.
Я смотрю в окно на дом Оливера.
– Он почти не играет теперь.
– Что было вчера вечером?
– Мы сбежали, после того как я увидела их поцелуй. Но теперь он не занимается дома. Интересно, не напугала ли я его тем, что постоянно слушала?
– Думаю, ему это нравилось. В любом случае он не провстречается долго с этой Барби.
– Откуда ты знаешь, что она Барби?
– Ты же сказала, что она блондинка.
Кажется, Элиза начинает мне нравиться.
Звонят в дверь. Это курьер с письмом для меня. Я расписываюсь, открываю пакет и раскладываю содержимое на кухонном столе. Верстка из журнала. Они напечатали снимок Дарии на скамейке. Выглядит прикольно.
Элиза восхищенно вздыхает:
– Ты теперь звезда. Кому нужен этот Оливер? У тебя скоро своя выставка! В пятнадцать я была тем еще фриком. Почти ни с кем не разговаривала, а о карьере даже не думала.
– Как так вышло?
– Я запуталась. Скажем, у меня не было такого отца, как у тебя. Мне достались очень странные родители.
«Родители»… Я больше никогда не смогу употребить это слово во множественном числе. У меня всего один родитель. Теперь мне стыдно, что я вообще переживала из-за Оливера и Рейчел. На самом деле это не проблема. И тем не менее. Вчерашнее бурлит где-то внутри меня, как кислота, и мне хочется выпустить гнев наружу.
Я смотрю на Элизу и в какой-то момент сквозь стареющую хиппи замечаю человека гордого и уверенного.
– Может быть, я тебя как-нибудь сфотографирую.
Она робко улыбается:
– Может быть, в поле.
Вбегает Тайл:
– Не хотел прерывать вашу задушевную беседу, но, кажется, у нас проблема с сортиром.
Мы переглядываемся и смеемся. Элиза уходит вместе с ним посмотреть, в чем дело.
Я веду Тайла в школу, и он
– Она починила туалет как профи.
– Хорошо.
Мама никогда бы не стала чинить туалет. Она могла разрисовать стену или наполнить ванну розовыми лепестками, но вы никогда бы не увидели ее с разводным ключом. Кроме того, мама всегда носила платья.
Тайл поворачивается ко мне, прежде чем зайти в школу.
– Ты уедешь от нас, когда станешь знаменитой?
– Я заберу тебя в чемодане.
– Ладно, – соглашается он, – только смотри, чтобы это был «Луи Виттон».
Я хихикаю.
– Вали уже, мальчик!
Я смотрю, как он перепрыгивает через ступеньки, и думаю, насколько быстро он вырос. Может быть, Тайл начинает осознавать, что мамы больше нет. Он так спокойно это воспринял. Она умерла. Все умирают. Только мама умерла рано. Но теперь с Элизой он начинает раскрываться, и мне кажется, ему страшно.
Мне тоже.
Глава 35
Лицемерие
В день выставки я чувствую, как в школе изменилось отношение ко мне: больше людей смотрят, улыбаются, приветственно кивают. Слухи о моих успехах быстро распространяются. Миленький мальчик из начальных классов даже придерживает дверь. Я всегда чувствовала себя кем-то вроде знаменитости, будучи дочерью Жюля Кловера, но теперь, когда я своим творчеством обратила внимание этих людей, намного приятнее.
Во время ланча к столику, за которым сидим мы с Жанин, подходит Рейчел.
– Привет, – говорит она, как и полагается лицемерной крашеной блондинке.
– Привет, предательница, – отвечаю я. Жанин хихикает. Рейчел делает вид, что не слышит меня и продолжает:
– Можно мне приглашение на твою фиговинку?
Я выпрямляюсь и отвечаю:
– Знаешь, моя фиговинка, как ты изволишь ее называть, – это мероприятие для тех, кто разбирается в искусстве, а я сомневаюсь, что ты разбираешься хоть в чем-то, кроме собственных волос. Так почему бы тебе не пойти обратно к своей шавке и не накрасить губы еще разок? – Она уходит, и я добавляю ей вслед: – Да, и спасибо, что увела моего парня.
– Первого и последнего, – тут же откликается она.
Мальчики смотрят на меня, как будто я – Вандер Вуман. Мне и самой кажется, что я могла бы съездить кому-нибудь по морде.
После школы Жанин помогает мне подобрать одежду. Я надеваю черное платье, которое забрала из химчистки после первого прослушанного сообщения. Кроме того, это самый красивый наряд, который я когда-либо видела. Даже Жанин – мисс Джинсы-и-футболка – под впечатлением.
– Ты пригласила того парня из арт-класса?
– Да, а что?
– Он неплохо бы подошел на освободившееся место.
Я отмахиваюсь:
– Сегодня речь об искусстве, а не о мальчиках. К тому же после окончания школы я хочу съездить к дяде Ричарду в Италию. Мне надо как-то обдумать все случившееся, понимаешь?
– Естественно.
– И, понимаю, звучит странно, но меня туда тянет.
– Притяжение, дорогая моя, – это страшная вещь.
Платье сидит идеально.
– Ну… – Жанин осматривает меня со всех сторон. – Думаю, ты не только покажешь свою работу, но и неплохо ее дополнишь.