Убери руки, подонок
Шрифт:
Но дальше я больше не слушал, потому что отключился от ее нудного монолога. Неужели она думает, что все так просто. Покричать, поплакать, ударить что-нибудь или потрахаться?! И все?! Искалеченная душа исцелится?! Я избит этой черствой жизнью, пропитан ядом. Я испорчен и нормальным стать не смогу.
Жизнь научила одному: нельзя быть добрым, иначе тебя растопчут, как ничтожное насекомое и сотрут в порошок. Этот мир сам заставляет быть жестоким и холодным айсбергом, который способен только разрушать корабли. Поэтому от меня лучше держаться подальше. Я отравлен, и это заразно.
Просыпаюсь от жгучей боли в спине и покалывания в ногах. Проклятье, все затекло, даже пошевелиться не могу.
С шипением принимаю сидячее положение и начинаю разминать шею, улавливая доносящийся до меня запах яичницы с беконом и свежеподжаренных тостов. Теперь мой голод активно дает о себе знать, урчанием в пустом желудке.
Отправив утреннее послание о своем местонахождении надсмотрщику, плетусь на кухню.
— Иди в душ, — с ходу приказывает Эстер.
— Я хочу есть.
— Сначала душ, потом завтрак, а потом универ, — чеканит, не поворачиваясь ко мне.
— Ладно-ладно… Цербер, блин.
Ухожу в ванную комнату. Декорированное помещение во французском стиле кричит о роскоши и элегантности, от которых тошнит.
Сбрасываю всю одежду на глянцевый пол и забираюсь в кабину. Повернув шаровой кран, ободряюсь с первыми ледяными каплями, которые нагреваются и превращаются в поток расслабления. Оживаю и постепенно возвращаюсь в реальность.
День третий… что ж, посмотрим, что за испытания меня ждут сегодня.
Завернувшись в полотенце, выхожу из ванной и направляюсь в свою комнату за чистыми шмотками. А затем быстро запрыгиваю в черные джинсы и толстовку на голое тело. Не желаю никакого парфюма. Сейчас тошно от всего. Только запах сигарет придает спокойствия, а теперь вот и чистого тела. Больше нет тюремной вони. Наверное, от этого еще острее воспринимаю давно забытые ароматы роскоши.
Уже в бодром состоянии захожу на кухню. Но звуки непрерывно входящих сообщений заставляют меня поторопиться. Как-то долго я принимал душ. Масон уже ждет меня. Хватаю тост и, быстро намазав арахисовым маслом, жадно поедаю, пытаясь на ходу заморить червячка.
— Сядь и нормально поешь.
— Некогда, — бубню набитым ртом. Послав воздушный поцелуй, накидываю капюшон на влажные волосы, и отправляюсь в универ.
Без пальто холодно, но я принципиально не беру вещи Раймона. Этот засранец у меня в черном списке. Но нельзя забывать о теплой тачке друга, который при виде меня сигналит и не прекращает, пока я не оказываюсь в салоне.
Обмениваемся крепким рукопожатием, и Масон с визгом стартует с места. До универа мы долетаем за десять минут.
— Приходи сегодня в братство, — говорит Масон, вылезая из машины. — Посидим, потрещим как раньше с марусей.
— Заманчиво, конечно, но браслетик на моей ноге будет против твоих планов. — Скрещиваю руки на груди и устремляюсь в универ. Промозглый февральский ветерок подгоняет быстрее оказаться в помещении.
— Ну в нем же не встроен датчик определения травки на дозволенной тебе территории, — ржет Масон.
— Было бы смешно, если бы не было так грустно, чувак.
Мой быстрый ритм сбивается. Нас тормозит толпа студентов в холле, сквозь которую мы с Масоном постепенно пробираемся. И когда я попадаю на всеобщее обозрение, все внимание тут же обращается ко мне. Игнорирую. Проталкиваюсь вглубь, ощущая за спиной презрительные взгляды, а потом слышу перешептывания.
— Явор! — ледяной голос ректора останавливает мое движение. — В кабинет!
— И вам доброго утра, мистер Висконти. Но можно узнать причину столь бурного приветствия?!
— Ты мне еще поерничай! — хватает за шкирку и толкает в сторону кабинета. Не очень-то дружелюбно для педагогического состава.
Заходим в кабинет, только вот сегодня дверь закрывается с громким хлопком.
— Информация уже отправлена твоему куратору из полиции. — Ректор нервно ослабляет галстук и садится на свое место. — На неделю ты отстранен от учебы. И если еще хоть одна подлянка с твоей стороны…
— Да что, блядь, я сделал-то?!
— Не строй из себя дурачка, мальчик. Я ошибся, когда согласился дать тебе шанс. Ты сгнил в тюрьме, парень. И из грязи, тебя уже не вытащить…
Не желая слушать тупых моралей ректора, вылетаю из кабинета и размашистым шагом иду к месту скопления студентов. Захожу в туалет и охреневаю. Все разгромлено. Жуткий хаос. Зеркала разбиты. Раковины расколоты. Перегородки вынесены напрочь. А надпись красным цветом во всю стену бьет стальным ножом прямо в грудь.
«Я ебал жену ректора»
Что, блядь, за хуйня?!
Возвращаюсь и врываюсь в кабинет без стука.
— Я не делал этого! — ору во все горло.
— Это ты будешь разбирать в полиции.
— Это не я! Вы, блядь, глухой! Я не делал этого!
— Уходи! И неделю чтобы я тебя не видел. Счет за причиненный ущерб тебе вышлют по почте.
Сука! Со злости вколачиваю кулак в стену и, выбивая ногой дверь, вылетаю из кабинета. Я узнаю, что за мразь это сделала.
Вламываюсь в аудиторию и, найдя взглядом гуманоида, стремительно направляюсь прямо к ней. Схватив за руку, рывком вытаскиваю из-за стола и тащу в туалет, не обращая внимания на ее брыкания.
— Твоих рук дело? — зашвыриваю девчонку внутрь.
— Ты идиот?! — Она с ужасом взирает то на надпись, то на меня.
— А кто еще? Я говорил это только тебе. Наедине! Сука! — рычу, глядя ей в глаза.
От неконтролируемой ярости подрываюсь к ней и, схватив за волосы, сжимаю их в кулак.
— Отпусти! Идиот! Дебил! Ненавижу! — начинает колотить кулачками по моей груди.
Резко беру ее за плечи и встряхиваю.
— Я не делал этого! — цежу сквозь зубы. Проклятье, от несправедливости меня трясет не на шутку. — Не делал! — от крика голос срывает до хрипоты.