Убей меня своей любовью
Шрифт:
– Мущщина! Эй, мущщина, ты что – окаменел весь? – долбила Дусю по темечку надоевшая Надька с заднего сиденья. – Тебя как зовут-то? А то едем-едем, а познакомиться и не додумались! Как зовут тебя?
Дуся от злости даже зашипел. И когда же они отделаются от этой милой непосредственности? Хоть бы скорее сбагрить ее.
– Зовут Зовуткин, величают – Уткин! – раздраженно процедил он маманину поговорку, уворачиваясь от дотошной девичьей руки.
– Так я чо грю-то, товарищ Зовуткин, – осенило Наденьку. – Вдруг Люськи-то, сеструхи моей, дома не окажется? Давай я лучше у тебя пока остановлюсь, а? Мне мамка, промежду прочим, так и сказала – ты, грит, сразу-то к Люське с банками не прись, к мужику прилепись, авось он тебя хоть с молоком возьмет. Так я и грю – давай к тебе!
– Шиш! – Дуся подскочил. – Ты куда ехала? К сестре? Вот и не меняй курса! Ишь, какие вы сейчас молодые все непостоянные! Надо быть скромнее! Вести себя понезаметнее, что ли… Где твоя девичья робость, я интересуюсь?
– Да на фига ж она мне сдалася?! – взорвалась Надька. – У нас вон все девчонки в город перебрались! Даже сеструха моя! Вы Люську мою видали?! Рожей – вся в колхозного борова! А в городе устроилась! А я с этой робостью до старости из деревни не вылезу! Вези к себе!
Дуся понял, что если он задержится в такси хотя бы еще минут на десять, то из салона выйдет уже женатым человеком – Наденька насела всерьез.
– Молодой человек! – тихонько обратился он к таксисту. – Высадите меня здесь. Сколько я вам должен?
С самым милым выражением лица парень назвал совершенно астрономическую сумму, но Евдоким скупиться не стал, и пока гневная Наденька стремительно выгружала банки, пытаясь прочно прилепиться к городскому жителю, он уже несся к автобусной остановке, бодро петляя между дворами.
Дома пахло пирогами и тефтелями. У Дуси сразу же заурчало в животе, он прямо в верхней одежде ворвался на кухню и ухватил мясной шарик со сковороды.
– Евдоки-и-им, – раздался за спиной осуждающий голос. – А руки?
– Да на кой вам всем мои руки сдались? – с полным ртом огрызнулся проголодавшийся Дуся. – Я ж их не кусаю, не жую, не облизываю!
Девушка, видимо, обиделась, потому что фыркнула и подалась в комнату смотреть телевизор. И даже не спросила, где Дуся пропадал столько времени. Но он решил все рассказать сам. Вот сейчас он только поест… нет, сначала помоет руки… да нет же! Сначала разденется, снимет куртку…
А Инга вовсе и не сердилась. Пока Евдоким звучно плескался в ванной, она шустро накрыла на стол и уже поджидала его с приветливой улыбкой на лице.
– Пока тебя не было, тебя завалили эсэмэсками, – сообщила она, когда тот уселся. – Все пишут и пишут, телефон дилинькает и дилинькает. А почему ты его никогда с собой не берешь? Или ты не знаешь, но его можно везде с собой носить, очень удобно и даже модно. Сейчас все носят.
Да знает он, что можно носить! Он ведь только потому и купил, что все носят. Еще и выбрал себе самый навороченный. И даже носил его всегда поверх куртки, на таком шнурочке красивом – блестящем! И вот этот телефон у него сперли в первый же день, только шнурочек и остался. Пришлось купить себе новый, а к нему замечательную такую маленькую кожаную сумочку, которая к ремню крепится. Но вот только на работу он не ходил – сидел с Машенькой в декрете, а дома на спортивные штаны сумочку цеплять не хотелось – штаны немедленно сползали, пришлось устроить телефон в серванте. А поскольку Дусе никто не звонил и самому ему никуда срочно телефонировать не приходилось, то всякий раз, выходя из дома, он его благополучно забывал. А вот теперь – поди ж ты! Кто-то письма строчит!
Дуся с важным видом поднялся из-за стола и взял телефон.
«Завалили» его всего одним посланием. Писал, конечно же, Яков Глебович. «Дуся! Мать твою!.. Собирай деньги! Скоро собираются выписывать!» – нежно напоминал о себе отчим, и Евдоким недоуменно перекривился – чего собирать-то, пошел в банк да снял сколько нужно…
– Кто тебя? – интересовалась из кухни Инга.
– Да это… с работы пишут, – врал Дуся, придавая своей особе некоторую значительность. – Просили приехать на эту… на конференцию, хотят, чтобы доклад сделал… о правильном воспитании Машеньки. Да я откажусь, наверное, некогда мне…
Инга восторженно округлила глаза, а чтобы добить ее окончательно, Дуся неожиданно для себя сообщил:
– А ведь Милочку-то того… убили!
Из рук Инги выскользнула вилка.
– Как это… убили? С чего ты взял? – постаралась спокойно спросить она.
– Ну так… с чего взял… по телевизору видел! – нашелся Евдоким. – Прямо так крупным планом, во весь экран и показали… Ее нашел какой-то парень у себя в «Жигулях», на заднем сиденье. Он приехал к любовнице, оставил машину, а когда обратно садился, любовница его отпускать не захотела. Как закричала на всю улицу: «Андрюша! Кобель ты последний! Немедленно назад! Я еще с тобой свою жизнь не построила! Или идешь назад, или я иду к твоей жене!» А кругом же ночь, слышно все за версту! Ясное дело, что после таких криков соседи долго спать не захотят, и как потом этому Андрюше домой возвращаться? Ну он плюнул сгоряча, и снова к своей полюбовнице отправился. А машину свою закрыть забыл. Но у нас ведь какой народ пошел! Вместо того чтобы у парня простенько так угнать машину или, на худой конец, все из салона вытащить, так они еще и добавили! Аккуратненько ему на заднее сиденье труп девичий подложили! Вот мало парню забот с любовницей – она не знает, от кого беременна, так еще и Милочка наша там разлеглась! Нет, определенно мужику не повезло, развод как минимум. Прям никаких мозгов нет! А если на этом трупе отпечатки пальцев окажутся?
Тут Дуся вдруг сообразил, что сказал, и резко побледнел.
– Это навряд ли… – задумчиво проговорила Инга. – Даже если и останутся, что с них толку? По отпечаткам преступника можно вычислить, если он уже проходил по милицейской картотеке, или если его уже подозревают… во всяком случае, никого еще по одним отпечаткам не находили…
– Фу ты… ну слава богу… А то я уж так перепугался… – выдохнул Дуся и снова ругнул себя за несдержанность. – В смысле, перепугался, что сейчас всех начнут на улицах останавливать и отпечатки брать, анализы крови, мочу в баночках, спичечные коробочки… а нам же, сама знаешь, сейчас другими делами заниматься надо… – заметал он, как мог, свою оплошность.
Но Инга ничего не замечала. Она всерьез расстроилась из-за гибели Милочки. Сидела теперь хмурая и сосредоточенно пихала в рот четвертую тефтелину.
– А ты не ошибся? – пристально взглянула она на Евдокима. – Я имею в виду… ну, может, ты разглядел плохо? И это была не Милочка?
– Не-е-е, – яростно замотал головой тот. – Ну что ж я – совсем идиот? Она это была, точно тебе говорю, я ее, как тебя, видел! Сам же и… Нет, я не ошибся.
Инга отложила вилку и стремительно поднялась.
– Ну хватит есть… – отобрала она у Евдокима тарелку. – Давай отдыхай, а я… тортик к вечеру испеку. Сегодня вечером такая программа хорошая, будем сидеть в тишине, смотреть телевизор и есть тортик, точно?.. Ой! Только у нас муки нет! Придется сбегать в магазин.
Дуся нахмурился. Поведение Инги настораживало.
– Да на фиг этот тортик, – угрюмо отмахнулся он. – Можно просто так посидеть у телевизора, с семечками. Мне маманя еще когда покупала – целый мешочек, тыквенные.
Инга тыквенных семечек не хотела.