Убей, укради, предай
Шрифт:
– Садитесь поближе, – продолжил хозяин кабинета после приветствия – Турецкий просто пожал ему руку. Молча. – Разговор, как вы понимаете, о Чеботареве. Вот… Вы хорошо помните, что произошло после убийства Столыпина? Война, революция, хаос, еще революция, еще хаос, еще война… и так далее, вплоть до настоящего момента. Не надо только возражать, что Столыпин был действующим премьером, а Чеботарев – в отставке, это несерьезно, вы должны понимать. Чеботарев – знаковая фигура в современной России. Символ. Вы понимаете, что он собой символизирует?
Турецкий вел себя по-прежнему,
– Не понимаете?! Сложившееся положение вещей, статус-кво. До сих пор крупнейшие финансовые империи в нашей стране вели конкурентную борьбу друг с другом по международным правилам.
Турецкий приподнял одну бровь, и это не осталось незамеченным.
– Ну почти по международным правилам. Вы никогда об этом не задумывались?! Почему у нас до сих пор не началась гражданская война? Почему?! – Пичугин выскочил из-за стола и забегал по кабинету каким-то сложным, беспорядочным маршрутом. – Если власть принадлежит бандитам, а они постоянно ведут между собой войну за передел сфер влияния? Потому что на некотором уровне это все заканчивается и действуют уже другие законы. Другие! – Пичугин продолжал бегать.
Джаз. Импровизация, подумал Турецкий.
– Нет смысла убивать Чеботарева: газ же по трубе в другую сторону не потечет, газовщики не похватают под мышки скважины с компрессорами и не переметнутся к другому авторитету из-за того, что он оказался круче. И вообще, до сих пор вроде бы все понимали, что, живя в стеклянном доме, не следует кидаться камнями. По крайней мере, в пентхаусе, где уж точно застеклено… А теперь, оказывается, есть такая партия! Которая не понимает. Это уже не выстрел в Столыпина даже. Это залп «Авроры»!
Пичугин замолчал, раскрасневшись от пламенного монолога. Турецкому показалось, что и волосы у него стали рыжее обычного. Сделанная Пичугиным пауза, очевидно, предполагала, что Турецкому надлежит высказаться. Но поскольку никакой реакции со стороны Турецкого не последовало, Пичугин вспомнил про свою обязательную улыбку и предложил чаю. Турецкий ответил сдержанным кивком.
– Значит, так, – Пичугин несколько сбавил пафос, – при расследовании покушения на Чеботарева вам необходимо разрабатывать его окружение. Я имею в виду не жену, водителя или секретаршу, а людей, с которыми он имел деловые контакты. И вам, разумеется, этого делать не позволят. Но с моей помощью вы сможете получить любую интересующую вас информацию. Я считаю своим долгом оказать вам содействие, чтобы предотвратить катастрофу, о которой только что говорил. В том числе материальное содействие. – Он посмотрел на Турецкого и на всякий случай решил уточнить: – А лучше сказать: материально-техническое, чтобы вы не подумали, будто речь идет о взятке. Да, неограниченное материально-техническое содействие, так будет правильно.
– Допустим. – Турецкий решил, что пора наконец принять участие в беседе. – Если мне понадобится ваша помощь, я обязательно к вам обращусь. Но для начала изложите мне хотя бы свою собственную версию покушения. Насколько я понимаю, она существует?
– Что именно вы хотите услышать? Я не знаю… Пока не знаю, кто за этим стоит и кому это выгодно. Если бы знал – немедленно принял бы соответствующие меры. Собственно, в данный момент я этим и занимаюсь: принимаю меры!
– Понятно. Давайте тогда рассмотрим возможные финансовые мотивы. ГКО?
– ГКО?! Какие еще ГКО?
– Государственные краткосрочные облигации.
– Я знаю, что значит ГКО! При чем здесь ГКО? Как по-вашему, Степан Степаныч может повлиять на сроки выплат по реструктурированным ГКО? На них вообще практически невозможно повлиять. По крайней мере, это не под силу одному отдельно взятому человеку, будь он хоть действующим президентом. Раньше или сверх обязательств никакое правительство платить не станет: не то у нас положение, чтобы покупать себе новый улучшенный имидж. А отложить выплаты кредиторы не позволят.
– Я другое имел в виду. – Турецкому пришлось приложить усилия, чтобы говорить спокойно. Пичугин начал его откровенно злить: сначала испортил вечер, потом наобещал «неограниченное материально-техническое содействие», а теперь отказывается вразумительно отвечать на вопрос, в котором является общепризнанным экспертом. – Я имел в виду лоббирование интересов конкретного кредитора. Можно ведь посчитать долг перед кем-то первоочередным, а расплатиться в завуалированной форме, чтобы не создавать прецедент. То есть деньги отдать, но втихую.
– И за то, что Степан Степаныч пролоббировал чьи-то интересы не так, как кому-то хотелось, его решили убрать?! Чушь! – рубанул Пичугин. – Я же вам уже объяснял – не тот уровень, как вы не поймете?!
– Ну хорошо, а банковский скандал? Американцы называют его в числе главных виновников.
– Еще большая чушь! Даже смешно возражать.
Я лично ничего смешного не вижу, подумал Турецкий, но промолчал: надоело уже слушать про «не тот уровень».
– А политические мотивы? Чеботарев – лидер «Единения», у вас скоро съезд, Степан Степаныча должны официально утвердить главой движения. Может, кому-то хочется занять его место.
– Кому же? – заинтересовался хозяин кабинета.
– Вот вам, например.
– Я не могу быть главой политической партии! – запротестовал Пичугин, на секунду забыв про свою улыбку, но тут же исправился: – Это невозможно, у избирателей на меня стойкая аллергия. Что они скажут, если я возглавлю движение?! А! Это же Пичугин! Тот самый мерзавец, который всех обул с приватизацией! Вот третьим номером я могу быть. Тогда скажут: ого, какой у них экономический советник! Тот самый мерзавец Пичугин! Который так лихо всех обул с приватизацией!
Домой Турецкий пошел пешком, послал не в меру любезного Фантомаса подальше вместе с его «опелем»: от пичугинского офиса до его дома на Фрунзенской набережной двадцать минут ходьбы. Он понял, что не заснет, пока не уяснит для себя, зачем Пичугин пригласил его на встречу. Ясно наверняка только одно – Пичугин напуган, считает, что следом за Чеботаревым – его очередь. Но зачем Пичугину искать встречи с ним? Просто чтобы быть в курсе расследования? Да нет, вряд ли. Он же не задал ни одного вопроса, и потом: если Пичугин узнал, кто ведет дело, значит, у него есть свои источники.