Убежище, или Повесть иных времен
Шрифт:
только остановили кровь, текущую из раны. Его рана оказалась
столь незначительной, что не давала повода для опасений. В
нетерпении я просила позвать ко мне леди Пемброк, как вдруг с
невыразимым гневом и изумлением узнала, что перед ней
закрылись двери, когда во имя дружбы она пришла, даже рискуя
встретить недоброжелательный прием. Казалось бы, даже
лорду Арлингтону должен был внушать уважение безупречный
характер этой восхитительной женщины,
истинные обстоятельства непредвиденной встречи, прерванной столь ужасным
образом, он, придавал ей самый низменный смысл, отнесся к двум
благороднейшим и высокочтимым людям королевства как к пособникам, если не главным
участникам заговора против его чести. Та кровь, что еще оставалась в моих
жилах, словно обратилась в желчь при этой мысли. Я подстерегала момент,
чтобы сорвать свои повязки, и, презрительно обрекая себя безвременной
гибели, старалась забыть о тех, чьи благородные сердца этот безрассудный
поступок поразит горем. Творец, в чьей справедливости я таким образом
усомнилась, в милосердии своем не отвернулся от меня — мое опасное состояние
было своевременно обнаружено внимательными слугами, которые были
привязаны ко мне несравненно более своего хозяина и не жалели сил, чтобы
продлить мою жизнь, тогда как он, быть может, желал, чтобы она оборвалась.
При тяжелом состоянии рассудка, побудившем меня к этому отчаянному
решению, поступок мой принес печальную пользу: поскольку урон оказался
нанесен лишь моему здоровью, разум не пострадал.
Прошло много месяцев, прежде чем мне достало сил пройти из одного
конца комнаты в другой, прежде чем я собралась с духом задать вопрос. За
это памятное время я собрала все оставшиеся силы и, поставив свою совесть
арбитром между собой и лордом Арлингтоном, определила и утвердила
права обоих. Даже собственным сердцем убеждаемая в неосмотрительности
своего поведения, я не удивлялась, что он принял мою ошибку за вину, и,
чувствуя себя в состоянии судить беспристрастно, привела ему все объяснения и
все мыслимые доказательства своей невиновности. Но лорд Арлингтон был
рабом своих страстей и капризов и, не обладая достаточной душевной
твердостью, чтобы выработать суждение и придерживаться его, из года в год с
неодолимым упрямством цеплялся за впечатление первой минуты. С тех пор он
неизменно обращался со мной как с хитрой и лживой женщиной, чье
распутное поведение вынудило его рисковать жизнью в тщетной попытке защитить
честь, уже запятнанную и утраченную мной. Он не пытался настоять на своем
законном праве единственно ради того, чтобы разделить меня и лорда
Эссекса. Его поведение и клеветнические измышления леди Эссекс сделали
роковую случайность достоянием всего королевского двора и оставили на моей
репутации пятно, стереть которое время оказалось бессильно. По счастью,
пятно это не коснулось ни натуры моей, ни сердца, а столь тяжкая
несправедливость со стороны лорда Арлингтона дала мне право простить себе ошибку,
приведшую к этой случайности.
В этих обстоятельствах взором, застланным слезами, я вновь огляделась
вокруг, ища защитника, который встал бы между мною и моей судьбой, столь
же незаслуженной, сколь суровой. Увы, не было никого, к кому добродетель
позволила бы мне воззвать о помощи, и я положилась на способность,
которую Небеса нежданно даровали мне, и решила терпеливо сносить страдания.
Элизабет Верной (давняя наша приятельница), прелестная и кроткая
кузина лорда Эссекса, вознамерилась непременно повидаться со мной и с
настоятельной просьбой об этом обратилась к лорду Арлингтону. Зная, как
благоволит к ней королева, он не решился отказать и дал разрешение с
чрезвычайной неохотой. Милая девушка оросила меня слезами невинности и
привязанности. Она рассказала, что только страх своим присутствием побудить лорда
Арлингтона к еще большей жестокости заставил Эссекса, когда я лишилась
чувств, удалиться от зрелища, разрывавшего ему сердце, и та же причина
вынуждала его оставаться вдали от меня. За все долгое время мрачной
неопределенности, сопровождавшей мою болезнь, он едва осмеливался дышать;
собственная душа неустанно внушала ему, сколь чиста была моя. В его
воображении я навсегда запечатлелась бледной, безмолвной, расстающейся с
жизнью, устремив на него печальный взор, нежность которого сама смерть не
могла погасить. И хотя не по его вине пролилась моя кровь, каждая капля,
сочившаяся из раны, казалось, падала, застывая на его сердце. Одним
словом, вознесенная на недосягаемую высоту моими страданиями, глубоко
осознанными им, я безраздельно царила в его чувствах, которые с этой минуты
были благоговейно посвящены мне одной, чему он дал неоспоримое
доказательство.
Употребив немалое искусство и упорство, чтобы выяснить, как лорд
Арлингтон так быстро прознал о его тайном возвращении в Англию и о нашей
непредвиденной и внезапной встрече, которую прервал почти в начале, хотя
ему и надлежало быть в это время в Гринвиче, лорд Эссекс обнаружил, что