Убежище
Шрифт:
Эльфы были удивлены, но Беседующий пробормотал: «Благодарю вас, генерал». Взгляд переместился на бледное лицо Планчета, и Гилтас прошептал: «Действуй, друг мой».
Камердинер обхватил пальцами скользкое от крови древко стрелы и прошептал: «Простите меня».
Единственным мощным рывком он вытащил стрелу. Кагонестийская целительница, не мешкая, посыпала рану свертывающим кровь порошком и крепко перевязала куском ткани. Слишком поздно она поняла, что не предложила Беседующему стиснуть зубами кожаную прокладку. Она извинилась, но он не ответил.
«Он потерял сознание», — сказала целительница.
Гилтас поднял голову. «Еще нет». — Он слабо улыбнулся Планчету. — «Разве она не гордилась бы мной? Я не проявил слабость».
Планчет понял, кто эта «она». Он мужественно ухитрился улыбнуться в ответ. «Да, сир. Да, гордилась бы».
Были сооружены импровизированные носилки, и Беседующего с Солнцем и Звездами осторожно положили на них. Четверо воинов взялись за углы и направились обратно в Кхуриност, оставив Планчета и Хаккама на месте.
«Таранас, рассредоточьте солдат», — сказал Планчет. Генерал начал было протестовать, но Планчет оборвал его: «Продолжайте патрулировать, но отмените кавалерии боевую готовность!» Таранас отсалютовал и ускакал.
Когда эльфийская кавалерия начала разъезжаться, Планчет протянул окровавленную стрелу Хаккаму. «Этот лучник такой же враг Кхуру, как и нам», — произнес эльф.
Хаккам крепко стиснул стрелу. «Не беспокойтесь. Я прослежу, чтобы она вернулась владельцу». Его намерения были совершенно ясны; стрела, скорее всего, «вернется» острием вперед.
На крыше в трех милях от них принц Шоббат опустил свой лук. Он едва мог поверить такой сверхъестественной точности. Никто не мог послать стрелу так далеко, и еще менее вероятно было попасть при этом в цель.
«Невероятно», — прошептал он.
«Магия — искусство творить невероятное», — ответила фигура в лохмотьях в капюшоне позади него.
Львица переправила свой сокращавшийся отряд через ручей, которому Фаваронас дал ее имя, и они расположились на ночлег. Завтра они покинут Инас-Вакенти, как она надеялась, навсегда. Здесь было слишком много неизвестностей — никаких животных (за исключением тех, что, казалось, исчезли перед ними), необычайно могущественные огоньки и бесчисленные исчезновения. Эта долина не была убежищем для их народа — изгнанника. Гилтасу придется понять это.
Возвращение к ручью под молочным пологом звезд и облаков было жутким. Никаких стрекочущих в кустах сверчков; никаких зовущих с деревьев козодоев; никаких скачущих из ручьев лягушек. Было лишь мягкое цоканье копыт их лошадей. Наиболее нервные из воинов были за то, чтобы продолжать движение, не разбивать лагерь, но было уже далеко за полночь, и лошади, как и всадники, устали. Лучше пуститься в путь с зарей, особенно если им придется пробиваться сквозь кхурских кочевников.
Кериан чувствовала, что было достаточно безопасно разбивать лагерь, как только они оказались по другую сторону ручья. Массивные каменные развалины подступали довольно близко к ручью, а странные явления стали происходить, лишь когда они пересекли его по пути туда.
Они расположились биваком на южном берегу, привязав лошадей и рухнув на свои скатки, даже не установив палатки. Прежде, чем лечь спать, Кериан обошла лагерь. Она заметила, что Фаваронас развел небольшой костер (единственный во всем лагере) и сел, скрючившись, подле него. У него на коленях был один из каменных цилиндров, которые они с Глантоном нашли в туннеле.
Глантон рассказал ей о той странной экспедиции, но узнать, что Фаваронас делал со своим призом, могло вполне подождать до утра. Она засыпала на ходу. Перебросившись несколькими словами с эльфами, несшими первую стражу, она раскатала свое одеяло под можжевельником и легла. В считанные секунды она заснула.
Кериансерай не часто снились сны. По крайней мере, она обычно не помнила, чтобы ей снились какие-то сны. Обычно ее ночи проходили в борьбе между тревожной бдительностью и абсолютной усталостью, где усталость чаще всего одерживала победу. Как-то она сказала Гилтасу, что жизнь в бегах от Ордена приучила ее спать, держа один глаз открытым. Он подумал, что она шутит, но ее старые товарищи могли подтвердить, что Львица спит с одним распахнутым веком, балансируя на тонкой грани между сном и бодрствованием.
Не сегодняшний случай. Кериан глубоко заснула. Затем ей начал сниться сон. Похожий на явь.
Она находилась в лесу, густом лесу, зеленом и холодном. Под ногами был толстый мох, и слабые лучи солнца пробивались сквозь покров листвы. Воздух был чудесным, полным запахов растительности. Слабый бриз дразнил ей лицо. Протянув руку, она ощутила податливость листьев. Это были листья ясеня, узкие и заостренные. Кериан находилась в ясеневом лесу, вроде диких земель вдоль границы Сильванести.
В эту идиллическую картину вторглись две фигуры. Одна была гоблином с длинным крючковатым носом, заостренным подбородком и болезненным серо-зеленым цветом лица. Другую она лишь мельком увидела сквозь листву, но та выглядела как сильванестийский эльф, одетый в шелковое зеленое платье, больше уместное на городских улицах, чем в чаще леса.
Гоблин произнес: «У них гнездо вот в этом».
«Ты уверен?» — спросил его спутник.
«О, да. Я видел, как она вылезала прошлым вечером».
Следуя непоследовательной логике сна, Кериан больше не стояла в лесу, а была засунута в дупло дерева. Она не обращала внимания на тесноту. Это был дом. Его стены были гладкими и сильно пахли мускусом. Отверстие над головой вело наружу, как и дыра напротив нее.
Дом затрясся. В дыре показалось лицо гоблина. Он ухмылялся, обнажив кривые желтые зубы.
«Осторожнее», — сказал эльф внизу. — «Я не хочу, чтобы она пострадала».
Лицо гоблина исчезло, и он протянул внутрь руку. Длинные паучьи пальцы подбирались к горлу Кериан.
Она не стала ждать, пока ее схватят. Стремительная, словно атакующая гадюка, она распрямилась и прыгнула на незваного гостя. Она была тонкой, не более шестидесяти сантиметров в длину, но когти и зубы ее были острыми. Они впились в щеку и левый глаз гоблина. Тот с визгом рухнул на спину, увлекая за собой Кериан.