Убить Герострата
Шрифт:
– Кто тебе сказал такую глупость?
– очень тактично заржал Андрей, но, посмотрев на мое лицо, осекся.
– Фотография у меня твоя одна, со всеми вместе на “Дагомысе”, она в альбоме. А открытки... Открытки лежали со всеми другими в коробке.
– А адрес? На листочке?
– Адрес я записал в книжку, листочек выбросил. Книжку ношу с собой. А открытки и письма у меня украли.
– Как?!
– Так. На Новый год. Я думал, это одна борзая девочка, которая считает, что переспать - это повод
Я проглотила последнюю фразу. Сделала вид, что не слышу.
– Так вот. Как могли в милиции узнать мой адрес?
– А что, для милиции это проблема?
– удивился Корнилов.
– Я уехала из Сочи как Алла Увалова. А в Питере потеряла паспорт. Не просто потеряла, а утопила вместе с сумкой в Фонтанке. Случайно. Мне нужно было подписывать бумаги на покупку квартиры. И мамина знакомая, она в паспортном столе работает, быстренько сделала мне новый. На Аллу Мартынову. Нигде в Питере я как Алла Увалова не фигурирую.
– А зачем ты фамилию поменяла обратно?
– Потому что Алла Увалова - язык вязнет, как муха в киселе. И вообще... Короче, менты знали, что ты приедешь к Алле Уваловой, и знали, что Алла Увалова - это Алла Мартынова. Откуда?
– Да отвяжись ты!
– вскипел Андрей.
– Я почем знаю!
– Тихо!
– прошипела я.
– Слышишь?
* * *
Окно мансарды выходило на крышу веранды и на крыльцо. Вот там-то, на крыльце, что-то тихонько возилось. Я свесилась по пояс и вслушивалась, рискуя сломать уши. Снова тихий шорох. Кто-то ходил на веранде.
Стараясь ступать как можно тише, я подошла к двери и выключила свет.
– Так нас, по крайней мере, не застрелят.
– А “ночники” на что?
– хмыкнул Корнилов.
– Ничего себе тихое местечко.
– А что ты хотел собственно?
– огрызнулась я.
– Нам теперь нигде тихого местечка не будет. Разве что на кладбище. Давай вниз!
– Куда?
– В подвал.
До войны дедушка Женя успел стать довольно-таки крупным милицейским начальником и дачу выстроил под стать занимаемой должности - большую и дурацкую. Комнаты, комнатки, чуланчики, лестницы, коридорчики, перильца, завитушечки. Во время войны дом просто чудом каким-то уцелел. За столько лет все, разумеется, здорово обветшало, но периодически подкрашивалось и подновлялось. Апофеозом великолепия был подвал. Теоретически в нем можно расположить гараж или небольшой бассейн, наверно, Валерка со временем так и сделает. А пока в подвале хранился хлам, который, как водится, не нужен, а выбросить жалко.
Мы спустились по лестнице, вышли в прихожую, и я начала открывать тяжеленный, обитый железом люк в полу. Корнилов с интересом наблюдал за моим кряхтением. Наконец мне удалось поднять крышку, и он нырнул вниз. Грохот и сдавленные ругательства внушили мне чувство глубокого удовлетворения.
Аккуратно нащупывая ногой узенькие ступени, я спустилась в подвал и пощелкала выключателем. Но свет не зажигался.
– Закрой люк!
– скомандовал Корнилов.
– Сам закрой!
– Я хребтом треснулся.
– Ну и что?
Ответа я не дождалась, активных действий тоже, вздохнула и, поднявшись на несколько ступенек, потянула за вделанную в крышку скобу. Люк захлопнулся, стало совсем темно, только из нескольких вентиляционных окошечек в блюдце величиной сочился слабенький свет белой ночи.
Что-то больно стукнуло меня по ноге, и я вскрикнула.
– Что ты орешь, припадочная?
– поинтересовался Корнилов.
– Я тебе палку даю, заклинь люк.
Сделать это я смогла только с третьей или четвертой попытки. Сначала не могла нащупать палку, потом не могла вставить ее в скобу, а потом - заклинить как следует. Наконец я сползла вниз и ощупью добралась до Герострата. Мы устроились на каких-то пахнущих пылью тюках и стали ждать. Неизвестно чего.
Время шло. Ничего не происходило. Наверху было тихо. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я уже могла в двух сантиметрах от носа различить пальцы руки. Если, конечно, у амбразуры.
– Андрей, - позвала я, но ответа не получила.
Герострат привалился к стене и элементарно спал, тихонько похрапывая.
Что-то зашебуршало прямо над нами, на веранде. Натыкаясь на какие-то ящики, я пробралась обратно к лестнице, вскарабкалась повыше и попыталась приложить ухо к люку, впечатав противоположное в плечо. И услышала царапанье в дверь и собачьи подвывания!
Миннезингер фон Как-там-его!
Видимо, насытившись, он вышел во двор, а дверь захлопнулась. Нагулявшись вдоволь, пес соскучился и начал проситься в дом, воспитанно воздерживаясь от лая. А мы приняли его за передовой отряд нападения и начали организованно отступать.
Я попыталась растолкать Корнилова, но он буркнул что-то невежливое и продолжал храпеть. Вытащить палку тоже никак не удавалось. Спускаясь в очередной раз вниз, я сильно поцарапала руку. Ну просто тридцать три несчастья! В конце концов я плюнула, устроилась в уголке, на какой-то вонючей тряпке и уснула, свернувшись калачиком.
– Подъем!
– рявкнул в ухо Мишка, стаскивая с меня одеяло.
Я открыла глаза и увидела Герострата. Именно увидела: через круглые окошки лился свет. Лучи были толстыми и ровными, казалось, их можно нарезать ножом, как колбасу. Углы подвала терялись в темноте, но рядом с отдушинами было вполне светло.
– Угадай, какую приятную новость я могу тебе сообщить, - бодро потребовал Корнилов.
– Не знаю. Говори!
Разве можно заниматься гаданьями утром без чашки кофе?!
– Мы еще живы!