Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде
Шрифт:
– Пишите, – сказала Мария.
Барбару взял чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу:
– Да, преданный друг. Думаю, немного осталось в Париже подобных ему. Теперь большинство моих парижских друзей постараются забыть, что ещё два месяца назад они сидели со мной на одной скамье в Конвенте или занимали один столик в кофейне. Хотя, погодите… Можно обратиться к аббату Фоше. У него в Париже большой авторитет.
– Это к какому Фоше? – насторожилась Мария. – Не к нашему ли епископу, депутату от Кальвадоса?
– Да.
– Нет, напишите лучше Дюперре.
– Вы так полагаете? – переспросил Барбару,
– Почему вы так думаете?
– Потому что вы сами из бывших, – ответил Барбару добродушно, и, увидев тут же, как поджались губы Марии, поспешил поправиться: – Вас это обижает? Не принимайте всерьёз. Я пошутил. Итак, напишем Дюперре. Тем более, что у меня есть для него кое-какие новости.
Он склонился над бумагой и продолжал разговор, не отрываясь от письма:
– Когда вы намерены выехать?
– Завтра.
– Паспорт получили?
– Да.
– Кто вас сопровождает?
– Никто.
– Где думаете остановиться в Париже?
– Ещё не знаю.
– Разве у вас там никого нет?
– Нет.
– А раньше бывали там?
– Нет.
– Не бывали?! – Барбару задержал перо и вскинул свои красивые карие глаза, в которых сверкало изумление. – Никогда?! И теперь едете в неизвестный город, едете одна, да ещё в такое время, когда вот-вот повсюду вспыхнет война и в первую очередь в самом Париже. Не боитесь?
– Нет.
– Н-да… Отчаянная вы девушка, Корде. А я ещё хвалил перед вами храбрость наших волонтёров… Нашёл, перед кем! Были бы вы мужчиной, я бы рекомендовал вас Вимпфену в командиры батальона. Право слово. Сколько вам лет?
– В этом месяце исполнится двадцать пять.
– Я вас старше. Мне двадцать шесть.
Сложив листок пополам, Барбару подал его просительнице:
– Запечатаете сами? Возьмите письмо, дорогая Корде, поезжайте и возвращайтесь поскорее. Будьте осмотрительны. И если вдруг вас что-либо задержит в логове анархистов, постарайтесь как-нибудь оповестить меня об этом. Обещайте беречь себя. Мы будем вас ждать.
– Кто это «мы»? – поинтересовалась она, принимая листок.
– Мы, которые имели счастье познакомиться с вами в этом славном городе и узнать, что есть ещё на свете столь самоотверженные девушки.
– Вы снова, как и вчера, говорите от имени Центрального комитета?
Барбару откинулся на спинку кресла и залился громким смехом, но лицо Марии оставалось холодным и невозмутимым, точно выточенным из мрамора.
Тут, вспомнив о чём-то, депутат обернулся к шкафчику, стоявшему у него за спиной, достал из выдвижного ящика две тоненьких брошюрки и вручил их Марии:
– Вот, передайте Дюперре, ему будет интересно. Это только что напечатанное сочинение Салля о Конституции [20] . Там, в письме, я его упомянул. И ещё одна книжка: наше воззвание ко всем департаментам. Упакуете это?
– Разумеется, – кивнула Мария, вставая.
Барбару тоже поднялся, и, радушно улыбаясь, повёл её к выходу из кабинета.
– А адрес? – спросила она у порога.
– Какой адрес?
– Адрес Дюперре.
– Ах, да! – спохватился марселец, хлопнув себя ладонью по лбу. – Простите, дорогая Корде; от всех забот голова идёт кругом. Сейчас я вам его запишу.
20
Критические замечания о республиканской Конституции, принятой Конвентом 24 июня 1793 г., после бегства бриссотинцев из Парижа.
Он двинулся было обратно к столу, но она остановила его рукою:
– Говорите, у меня есть грифель, – и извлекла из своей сумочки карандаш и какой-то маленький клочок бумаги.
– Записывайте: гражданин Дюперре. Париж, улица Сен-Томадю-Лувр. Вы знаете, это в двух шагах от улицы Сен-Никез, где жили мы с мамой…
– Номер дома? – спросила Мария.
– Сорок один. Улица Сен-Тома-дю-Лувр, дом номер сорок один. Она ушла, но Барбару не сиделось. Через минуту он вышел из кабинета, чтобы посмотреть ей вослед. И тут, в вестибюле, столкнулся с идущим к нему Луве.
– Дружище, – сказал ему автор «Фоблаза», широко улыбаясь, – ты стал очень популярен среди нормандских женщин.
– О ком ты говоришь?
– О Корде, которая только что выбежала от тебя раскрасневшаяся и счастливая, будто бы получила парочку крепких поцелуев. Смотри, узнает Зели – тебе не поздоровится.
– Не тот случай, Жан, – отмахнулся Барбару. – Я интересую её только как депутат. Знаешь, зачем приходила? Взяла у меня рекомендательное письмо в Париж. Хочет ехать туда, хлопотать о своей подруге-эмигрантке.
– О возвращении конфискованного имущества [21] ?
– Нет, о восстановлении пенсии.
– Тухлое дело, – скривил губы Луве, – Только прокатится туда-сюда. И кому ты её рекомендовал?
– Дюперре.
– Клоду?! Хитрый лис… Но, боюсь, теперь и его не будут слушать. Тебе следовало бы отговорить её от этой бесполезной затеи.
– Отговорить её невозможно. Эта девица себе на уме. Уж если что решила – сделает во что бы то ни стало. Тверда как гранит. Пришлось дать ей всё, что она хочет. Я как-то не привык, чтобы женщины были такими.
21
По закону от 9 февраля 1792 г. имущество бежавших из страны лиц поступало в государственную казну.
– Привык ты или нет, дружище, – заметил Луве с мягкой иронией, – она всё-таки обращается к тебе, несмотря на то, что рядом находимся мы: Петион, Лесаж, Бюзо, тоже представители народа. Брось, Шарль; провинциалочка к тебе явно неравнодушна. Ты для неё герой, а мы – кучка безликих чиновников из Парижа.
– Что ж, – ответил Барбару, – героем быть приятно. Кстати о геройстве. Все наши парады и смотры, безусловно, очень трогательны и являют отличное зрелище, но нужно ещё и воевать. Хорошо, что мы убедили генерала послать в Эврё кого-нибудь из способных командиров. Тамошние части давно нуждаются в крепкой руке, и Пюиззе, мне кажется, наведёт там порядок. Но этого мало. Нужно, чтобы Пюиззе немедленно повёл авангард на Париж, не дожидаясь ни Вимпфена, ни бретонцев. Сейчас дорог каждый день.