Убить Первого. Том 4
Шрифт:
— Комендант крепости уже распорядился, — пробормотал Самир и, заинтересованно подняв уши, наклонил круглую голову чуть вбок, — а что за приветствие алхимиков?
Как ни крути, а кошачье любопытство было тигру не чуждо.
— Старый ритуал, — ответил блондин, — я предлагаю напиток из жгучей травы, а ты в ответ говоришь, что предпочёл бы чай с лунной мятой. Вот и всё. Если другой алхимик отвечает или начинает неправильно, значит — самозванец. Я… должен, просто обязан был проверить, — проговорил Алан и глубоко вздохнул. Несмотря на раны, он был доволен, что сумел выполнить свою задачу.
***
На
Старик в белых одеждах, лица которого не было видно, ходил влево-вправо по самому краю утёса, словно не замечая ни чудовищного холода, ни бушующей стихии, ни давления, и голос его разлетался по всей округе вместе с порывами ветра.
— Тренируйтесь усердно! — грохотал голос, — терпите, даже если боль невыносима, держитесь, пока кости не начнут крошиться! Тело должно быть подобно железному дереву, а атра — соком, который питает его! Лишь так, путём тяжелых тренировок, вы сумеете преодолеть ту пропасть, что отличает вашу жалкую лужу от полноводного Озера!
— М…мас-стер! — дрожа от холода, с трудом вымолвил лысый здоровяк, когда старик проходил рядом с ним, — а ч-что о-т-тличает п-пруд от о… Оз-зера?!
— Что отличает обычный пруд от обычного Озера?
— Р… р… раз-змер?
— Размер, — фыркнул старик, — источник, олух! Озеро усохнет, лишь когда усохнет та река иль ручей, что его питает.
— Н-н-но в-в ч-чём т-тогда п-пропасть м-между д-девятой ступенью и… — второй ученик не договорил, старик подошёл к нему и огрел по спине узловатой палкой.
— Вопрос твой глуп, ученик, как и ты, — ворчливо отозвался старик, после чего повысил голос и крикнул так, чтобы слышали все на утёсе, — девятая ступень — есть предел человеческий. Тренируйтесь изо всех сил, ибо когда придёт время — откроется вам!
С очередным порывом ветра, фигура учителя исчезла, растворившись в тумане мимолётного воспоминания. Исчез утёс, туман рассеялся и грохот раскатов грома вновь ворвался в уши. Воспоминания пронеслись в голове Эдвана в тот самый миг, когда его сосуд души задрожал и плёнка на нём пошла рябью. Тело пронзило вспышкой невыносимой, чудовищной боли. Она подобно гигантской прибойной волне заполнила его с макушки до самых кончиков пальцев, не оставив места ни для чего другого, и именно в то мгновение наивысшей слабости, когда Эдван потерял счёт времени и не мог уже и думать ни о чём другом, он с удивлением обнаружил, что начал… чувствовать.
Чувствовать дрожь атры глубоко внутри, ощущать, как совсем маленькие, почти незаметные частички силы не просто насыщают истязаемые страданием мышцы, а проникают ещё глубже, в те самые крошечные, невидимые глазу частички его собственного тела, о которых он никогда раньше не слышал. Чувствовать, как все девять ядер в сосуде начинают медленно притягиваться друг к другу, кружатся в причудливом танце, распространяя настоящие волны атры вокруг себя.
Под напором этой силы плёнка сосуда вдруг начала расти и тянуться, позволяя энергии прохладной волной хлынуть в ткани и смыть накопившуюся боль и усталость. Она тянулась, насыщая жизнью каждый кусочек его измученного организма до тех пор, пока граница сосуда не упёрлась в кожу, полностью повторив очертания его тела. В тот же миг ядра закрутились ещё быстрее, столкнулись и притёрлись, вращаясь так быстро, что постепенно начали вжиматься друг в друга. Шестым чувством Эдван ощутил, что процесс достиг точки невозврата. Его долгая тренировка, наконец, вошла в свою финальную фазу.
Он давно потерял счёт минутам. Линии рисунка, в центре которого он сидел, давно исчезли, стёрлись, когда почва вернула себе изначальную форму. Камни атры рассыпались в пыль и даже те стальные пластины, которые он изготовил для ловли молний, не выдержали силы Грозового ущелья и рассыпались железным песком. Однако, по какой-то неведомой Эдвану причине, сами молнии юного Лаута трогать перестали. С тех пор он сидел неподвижно, в глубокой медитации и изо всех сил старался разрушить последнюю стену. И сейчас, в тот самый миг, когда комок из девяти ядер закружился волчком так быстро, что его можно было принять за одно громадное ядро, эта стена с треском разрушилась. Эдвану, наконец, открылось то, о чём говорил его первый мастер сотни лет назад.
«Девять рангов есть предел человеческий», — пронеслось в голове Лаута и он, наконец, осознал.
«Ну конечно», — усмехнулся про себя юноша, — «это же так просто!»
Комок ядер внутри него начал сжиматься и Эдван почувствовал странное напряжение в груди, словно кто-то тянул за невидимую струну совсем рядом с сердцем. Постепенно это напряжение переросло в боль, но не резкую а ноющую, которая всё нарастала, как если бы у него в груди надувался какой-то пузырь, который всё никак не мог лопнуть и оттого причинял телу всё больше и больше мучений. В какой-то момент стало трудно дышать, по телу пробежали мурашки и Эдван почувствовал, как что-то шевелится у него под кожей. Бурлит и двигается, словно тысячи крохотных змей. Заныли кости так, словно что-то медленно начало отрывать от них мышцы, а сами они стали тяжелее раза в три. Сам собой выгнулся позвоночник и Эдван до скрипа стиснул зубы — ему показалось, будто какой-то великан начал тянуть его голову вверх и в этот самый момент тот пузырь, что надувался внутри него, резко лопнул.
Всё сознание Эдвана затопил жуткий, чудовищный звон, словно лопнул не пузырь а гигантских размеров струна и одновременно с этим глубоко в душе юноши, там, в самом центре бешено вращающегося комка зажглась небольшая тёплая звёздочка, а масса из старых ядер вокруг неё поплыла, сжимаясь и формируя очертания чего-то нового, более совершенного. Ядра движения. И от одного лишь чувства, как крохотный, только-только рождённый источник слабо пульсирует в его грудь, душу наполняла невероятная радость.
Через несколько минут Эдван ощутил, как что-то раздвинуло органы чуть ниже сердца, там, где изначально располагался сосуд души. Ныне же, когда всё его тело стало сосудом и было наполнено атрой, именно там должно было появиться его новое ядро, завершив столь долгое и тяжелое восхождение на третью ступень. Он уже чувствовал, что процесс должен был вот-вот завершиться, и когда до конца оставалось совсем чуть-чуть, случилось нечто странное.
Из ядра, словно червяк из спелого яблока, вдруг вытянулся крохотный усик энергии, но стоило ему только показаться на поверхности, как Эдван мгновенно напрягся и изо всех сил сжал атру так, что непонятный отросток тут же был загнан назад внутрь сияющего серебристым светом шара. Он узнал его, и узнавание это было совсем не добрым. Лаут, наконец, вспомнил, в чём была самая главная и, пожалуй, самая страшная опасность этого… восхождения. В голове юноши промелькнуло воспоминание — его собственные слова, сказанные Марису ещё в Башне Отверженных, когда они обсуждали великий путь развития Яго…