Убить Петра Великого
Шрифт:
Шляхтич оказался упрямым. Он и не думал сдаваться.
— Все это так. Но одно дело, если подобные вещи курфюрст проделывает у себя в Саксонии и совсем другое — в Польше! Август всегда будет в нашем королевстве чужаком, и ему никогда не простят даже мелочь, — заметил Лещинский; де Конти слегка кивнул, в чем-то этот шляхтич был прав. — Не так давно он затащил к себе в спальню дочь самого графа Чарторижского. А ведь она помолвлена с графом Храповицким!
— Вот как. И что?
— Помолвка была расторгнута, а чести девицы нанесен значительный ущерб.
Принц сделал сочувствующее лицо. В
В действительности принца мало интересовал граф Храповицкий и, уж конечно же, он не собирался подвергаться унынию по этому поводу. Ему стоило оглянуться в недавнее прошлое, чтобы насчитать полсотни разбитых девичьих сердец. Право, он не помнил даже многих имен. Но следовало соответствовать случаю. Закатив скорбно глаза, Франсуа де Конти изрек:
— Все это так печально.
Необходимо как можно быстрее отделаться от навязчивого шляхтича. Оставалось только подыскать благовидную причину. Он допустил ошибку, когда разрешил поляку перешагнуть порог своего кабинета.
Станислав Лещинский вдохновенно продолжал:
— В своих страстях Август II ни в чем не знает удержу. Он посягает даже на замужних дам!
Принц де Конти едва не расхохотался. Этот шляхтич — неисправимый романтик. Или плут, каких свет не видывал. Для мужчины замужество женщины никогда не станет препятствием в интимной близости. Наоборот, оно только сильнее воспаляет воображение. Пожалуй, что обладание замужней женщиной приятнее, чем какой-нибудь девицей, не знающей толк в мужских ласках. И уж как отказать себе в удовольствии после произошедшего адюльтера побеседовать с ее ни о чем не подозревающим мужем, называя его даже своим близким другом, вспоминая при этом его благоверную в самых соблазнительных ракурсах.
— О да! — изобразил де Конти вполне искреннее возмущение. Иногда в разговорах приходится бывать и артистом. — Это отвратительно!
— Скажу вам так, принц. С первой же минуты своего правления Август сделался в Польше очень непопулярной фигурой. Могу заявить с полной уверенностью, что ему вряд ли удастся продержаться долго.
— И сколько же вы ему отводите?
— Думаю, что не более полугода.
Разговор начинал принимать интересный оборот.
— Вот как?
— Среди аристократии зреет заговор, и я — один из его участников.
— Так что же вы хотите от меня?
— Сейчас у Польши очень трудные времена. Не оставляйте ее, — едва не взмолился Храповицкий, — и она ответит вам любовью.
Франсуа невольно перевел взгляд на изображение герцога Бургундского. Герой Тридцатилетней войны Луи II де Бурбон-Конде взирал на воспитанника слегка настороженно. Принц де Конти знал его как никто другой, хотя бы потому, что вырос в тени великого родственника и в подражание ему решил избрать военную карьеру.
За свою жизнь принц де Бурбон получил немало наград и был удостоен многими титулами, а в своем отечестве до самой смерти так и остался первым принцем крови, не став королем. И едва ли не до самой смерти соперничал за польскую корону, потратив на это долгие десять лет жизни. Его могучее здоровье подточила не война, где он неизменно
Что ж, это еще раз доказывает истину, что великий полководец не всегда может быть хорошим дипломатом…
В какой-то момент принцу де Конти показалось, что губы великого Луи слегка дрогнули — от былой надменности не осталось и следа.
— Хорошо, — принял непростое решение Франсуа-Луи. — Я могу подождать еще некоторое время.
Лицо пана Лещинского застыло, но уже в следующее мгновение четко очерченные линии сложились в благодарную улыбку. Не скрывая облегчения, он произнес:
— В лице граждан Польши вы, принц, найдете самых благодарных своих подданных. Это я вам обещаю.
Проводив графа, принц де Конти посмотрел в окно. С окон третьего этажа была видна длинная аллея. Идеальное место для отдыха, в котором продумано все до последних мелочей. Имелись здесь даже тенистые беседки, увитые плющом, где знать могла предаваться невинным адюльтерам. Помнится, принц и сам провел тут немало сладостных часов.
В восемь часов вечера у него была назначена встреча, от которой, быть может, зависела его дальнейшая судьба. Герцог невольно вскинул голову и увидел, что большая стрелка на часах переместилась на цифру «двенадцать». В тот же момент дверь распахнулась и верный слуга, старый Жак, который знал его с малолетства, сообщил:
— Ваше высочество, к вам пришел господин де Витт.
Принц развернулся:
— Зови его, Жак!
Через несколько минут в комнату вошел человек лет шестидесяти. С длинными усами порохового цвета, свисающими вниз, и с короткой ухоженной бородкой он мог показаться неуклюжим. Но осанка, могучие плечи и широкая грудь воина невольно вызывали уважение.
— Проходите, адмирал, — доброжелательно произнес принц, стараясь с первой же минуты расположить к себе гостя. — Присаживайтесь.
Мужчина сел на предложенный стул, мягкий, с высокой спинкой. На нем был великолепный белоснежный двубортный камзол и головной убор, расшитый серебряными и золотыми нитями, подчеркивающими его высокое положение и богатство.
— Я уже давно не адмирал, — губы гостя разошлись в лукавой улыбке. — Мои годы уже не те. Сейчас я больше сижу на берегу и лишь посматриваю на море.
Эти слова невольно развеселили принца. Адмирал де Витт никак не мог быть только сторонним наблюдателем. Всю свою жизнь он провел на море и прошел путь от безусого юнги до вице-адмирала флота Голландии. Вряд ли в океане еще оставался уголок, в которой не заносила его флотская судьба.
Карьера де Витта началась с того, что он принял участие в сражении против Англии. [1]И лично приколотил на грот-мачту метлу, свидетельствующую о том, что будет воевать с врагом до тех самых пор, пока наконец не выметет их вон.
Впоследствии де Витт отправился в Вест-Индию, где занимался торговлей. Но, как поговаривали, не упускал благоприятный случай захватить какой-нибудь торговый корабль. Несколько лет он провел в водах Новой Голландии, но уже в качестве пирата, затем три года служил испанскому королю, а потом вновь стал пиратом и более не сворачивал с выбранного пути.