Убить Петра Великого
Шрифт:
— Спасибо, — голос графа слегка дрогнул, выдавая подступившее волнение. — Но у меня еще есть к вам просьба, ваше величество.
— Если это в моих силах, то я постараюсь ее исполнить. Так что вы хотите?
— Мне бы хотелось получить те кандалы, которые были на его запястьях.
— Хм… Для чего они вам?
— Они станут семейной реликвией, послужат предостережением для следующих поколений.
— Ваше желание будет исполнено. У меня никогда не возникало повода сомневаться в вашей мудрости.
— Ваше величество, разрешите мне заняться приготовлениями к погребению.
— Делайте все, что считаете нужным, — ответил король.
Заложив руки за спину, Карл заторопился к выходу.
Глава 5 ОТВОРЯЙ, ЦАРЕВНА СОФЬЯ У ВОРОТ!
Возвернувшись в Москву, Федор Юрьевич с воодушевлением взялся за государственные дела. Первое, что предстояло сделать, так это пополнить регулярную армию. В грамоте, писанной от имени Петра Алексеевича, он повелел с каждого села забирать в рекруты пяток молодцов, и уже днем позже посыльные разлетелись по ближним и дальним землям для сбора военного налога. В первую же неделю в Преображенское привели два полка новобранцев, оторванных от сохи. Прельстившись на государево жалованье, куда вместе с харчами входила и бутылка водки, они охотно подставляли для бритья косматые лбы. Цирюльники в последующие дни не ведали покоя. Набравшись терпения и вооружившись складными лезвиями, они ловко брили крутые лбы рекрутам, а полковой старшина, стоявший подле брадобреев с ковшом в руках, щедро черпал пиво из огромной бочки и угощал новобранцев во крещении.
Каждый из них через несколько лет уже видел себя унтер-офицером, жалованье коих должно было быть не в пример больше прежнего, а потому военное учение все воспринимали с большой охотой и так горланили походные песни, что в близлежащих домах вылетали стекла.
Но пуще всего рекрутам нравилась пальба, и старшины, не скупясь, сыпали порох в фитильные замки ружий.
С утра до вечера за Преображенским селом стоял неимоверный грохот. Дым обволакивал избы и огороды, и если бы не знать того, что идут учения, можно было бы предположить, что ворог подобрался к самой Москве.
Поутру, продравшись сквозь густой дым, больше смахивающий на плотный туман, ко двору князя Ромодановского в сопровождении конных стрельцов из Михайловского полка подкатила золоченая карета. Начальник стражи, большебородый, крепкого вида детина, уверенно шагнул навстречу, преграждая бердышом дорогу.
— Стой, окаянные! — прикрикнул он на возницу. — Не ведаешь, куда катишь?! Дворец князя Ромодановского! — И тотчас растерянно застыл, углядев в окне кареты царевну Софью Алексеевну.
А стрелецкий сотник, гарцуя на белом жеребце, уже напирал:
— Отворяй ворота! Царевна Софья Алексеевна у порога.
Виданное ли дело, сама царевна в гости к Ромодановскому пожаловала!
Справившись с накатившим замешательством, княжеская стража в едином порыве поскидала с кудлатых голов шапки и, не жалея горделивых спин, принялась отвешивать поклоны.
Первым опомнился начальник стражи. Пробившись вперед, он для важности припустил в голос малость строгости и объявил:
— Не положено без доклада!
Стрелецкий голова, слегка хлопнув плетью по голенищу, отвечал столь же сурово:
— С каких это пор царевна должна комнатным стольникам докладывать! Сказано отворяй ворота!
Поклоны отбиты, причитающаяся честь отдана, а теперь и о службе можно подумать. Разогнулась княжеская стража и, натянув шапки на самые уши, встала полукругом, как если бы собралась отражать натиск.
— Не велено пускать. Нынче Федор Юрьевич Ромодановский на Руси за хозяина. Ты уж меня извини, голова.
— Это что же… Царевне от ворот указываешь?
— А по мне все едино, что царевна, а что баба с базара… Чего же мне понапрасну-то под плеть ложиться?
Стрелецкий голова взмахнул было плетью, чтобы проучить нерадивого за дерзость, как из глубины двора прозвучал громогласный оклик:
— Что за раздор?!
С крыльца в долгополом охабне навстречу прибывшим гостям сходил князь Ромодановский.
— Царевна Софья Алексеевна прибыла, — смиренно отвечал начальник стражи, повинившись.
— Открывай ворота! — распорядился князь. — Кто же это государыню у порога держит!
Трехстворчатые ворота, неприветливо и протяжно проскрипев петлями, сложились в гармошку. Стража почтительно разомкнулась, освобождая дорогу, и карета, запряженная резвыми жеребцами, лихо вкатилась в большой княжеский двор.
Расторопные рынды распахнули дверцу кареты.
— Пожалте, государыня!
Взявшись за поручень, Софья Алексеевна шагнула к дверному проему. Терпеливо повременила, покуда стража не поправит лестницу, подставленную к самым ногам, а затем, будто бы пробуя на крепость, сделала первый шажок. И далее, поддерживаемая под руки неведомо откуда повыскакивающими мамками, храня степенность, сошла на землю.
Приподняв подбородок, царевна посмотрела поверх склоненных голов.
— Здравствуй, государыня, — ударил большой поклон князь Ромодановский.
В ответ лишь сдержанный кивок, определивший князя Ромодановского в вереницу холопов.
— Здравствуй, Федор Юрьевич.
— Нужда какая привела, Софья Алексеевна, или восхотела глянуть, как жительствую? — осмелился спросить Федор Юрьевич.
— Решила полюбопытствовать, князь. В народе глаголят, что ты в своем доме дыбу держишь да кнутом кандальников калечишь.
С лица Ромодановского пропала улыбка. Но отвечал он спокойно, слегка покачав головой:
— Наотмашь бьешь, государыня. Знаешь ведь, что не могу тебе дерзостью ответить.
— Ну коли так, пойдем тогда в дом. А то я ведь ненароком подумала, что ты меня на дыбе растянуть можешь, уж больно неприветливо твоя челядь меня встречает. Чего, мамки, приуныли? Ведите меня к Федору Юрьевичу.
Позабыв про дедовские традиции, царевна Софья Алексеевна в последние годы разъезжала часто в открытой карете, без сопровождения мамок и боярышень, выставляя напоказ неприкрытое лико. Реже ее можно было увидеть в компании князя Василия Голицына с эскортом стрельцов из Михайловского полка. И вот сейчас, будто бы вспомнив о дедовских заповедях, она заявилась во двор князя с полусотней боярынь и мамок, тотчас заполнивших княжеский двор. Ее появление в столь пышном сопровождении всякому давало понять, что своему выходу к Федору Ромодановскому она придает особое значение.