Убить шамана
Шрифт:
— Прекрати, — прорычал я, измученный ее ехидством, глупым кокетством, театральными фразами и жестами. — Откуда ты знаешь про Скрижали? Отвечай!
— Господи! — так же наигранно взмолилась старуха, но потом вдруг опустилась передо мной на корточки и затараторила с какой-то совершенно особенной обстоятельностью и серьезностью, методично загибая пальцы: — Тебе этот мир не нравился? Не нравился. Ты решил его изменить? Решил. Знания тебе нужны были?.. Нужны. Ты пошел искать. Пошел. Искал и нашел. Так? Так. Но понял, что знаний мало, нужна и сила еще. Так дело было? Так. Узнал, что отец такой же авантюрист был, как ты, и тоже силу искал, мир собирался переменить. Все правильно,
Я пережил настоящий шок. Откуда ей все это известно? Откуда?!
— И что я делаю?..
— Валяешь дурака! — заорала на меня старуха, вскочив на ноги. — Он ничего не затевал, оказывается! Это надо же! Ничего не затевал! Боже мой… Да за-те-вал же!!! Слышишь меня?! Затевал! А сейчас струсил! В штаны наложил от страха. Всего боишься — и что есть у тебя цель, и что нету у тебя цели, и что убьешь ты кого-то, и что сам убьешься. Всего боишься! И отца боишься вызволить, потому как непонятно, чем это обернется. И боишься не вызволить, чтобы самому себе подлецом не казаться.
— Замолчи!
— Всем угодить, всего добиться и не вымараться! Вот твой план! А такого не бывает! Понял меня?! Не бывает! С роду не бывало — и не будет никогда! Взялся — так делай! Нечего обратный ход давать. Да и нет у тебя обратного хода! Нету! Вот допустим, брошу я тебя сейчас, как ты просишь, чем, думаешь, дело кончится?
— Чем кончится? — прошептал я.
— Да все тем же!!! — заорала старуха. — Не остановишься ты! Не остановишься! Но только я знаю, где того колдуна искать, что тебе нужен, а ты — нет! Поэтому со мной ты его найдешь, а сам по себе — всю жизнь искать будешь. Вот и вся разница! Так что решай — или ты встаешь сейчас, немедленно, или оставайся лежать и потом сам выкручивайся как знаешь!
Я смотрел на нее и не мог понять — как же мне поступить, что делать?
— Я остановлюсь, — неуверенно сказал я. — Я остановлюсь. Я смогу.
— Ты дурак совсем или прикидываешься?! — взвыла старуха. — У тебя же знание есть, а оно — бремя! Как ты не поймешь этого никак?! От цели ты хочешь отказаться… Вранье это. Как ты можешь отказаться от цели, если у тебя знания есть?! Скрижали твои чертовы! Ты сам-то подумай! Раскинь мозгами!
Мне стало дурно и страшно. Она права… Злая, жестокая правда. Я не остановлюсь. Не смогу.
— И к колдуну ты идешь не за тем, чтобы отца своего спасти, — продолжала старуха. — Не за тем! Хватит врать! Оправдания все это. Одни оправдания. Ты к колдуну идешь, чтобы силу у него забрать и чудо совершить. Но убить тебе его просто так совестно, вот ты и обманываешь себя, говоришь, что убьешь его ради спасения своего папаши безмозглого! А я тебе говорю: хватит врать! Не можешь избавиться от цели — признай, что она у тебя есть. Идешь за силой — так и иди за силой, а не говори, что отцу на выручку собрался! Понятно?!
Все. У меня больше нет сил сопротивляться. Все. Сколько я ни увиливал, сколько ни пытался скрыться от правды, она настигла меня. От правды не уйти. Можно врать самому себе, но какой смысл?
Я заплакал. От горя, от безысходности. Знание — бремя. Если ты знаешь, ты уже себе не принадлежишь. Лучше не знать. Но если узнал… Дальше — только нести. И лучше сразу, по прямой, не петляя — к цели.
Но за что мне все это?! За что?! За что?!!
— Вставай! — строго скомандовала старуха. — Времени совсем нет. Все вышло. Ты уже пятнадцатые сутки не спишь. Сдохнешь скоро! Совсем скоро. Как до сих пор жизнь в тебе теплится, не знаю. Все от страсти твоей, от цели…
Галлюцинации не оставляют меня.В голове — хор голосов.Я стараюсь их не слушать.Каждый на свой лад рассказывает мнео жизни, о смерти, о моей роли и миссии,о том, что было и что будет.Но я наконец понял,что это только галлюцинации.Нормальное состояние для того,кто не спал уже добрых полмесяца.А я не спал, не мог заснуть и не засну.Не засну до тех пор, пока не закончуто дело, которое начал.Старуха ведет меня по — лесам, по горам, ущельям и долинам. Где-то там, в зарослях джунглей, живет тот колдун Вуду, который лишил моего отца жизни. Он где-то там, далеко. Но мы дойдем туда. Обязательно дойдем. И я убью его. Это стыдно. Убивать нельзя, нехорошо, но я убью. Если у него есть сила, которая мне нужна, я убью его. Я должен довести это дело до конца. В противном случае не стоило и начинать.
Да, я сам заварил эту кашу. Мне недоставало той жизни, которая у меня была. Мне хотелось большего. Я хотел знания, хотел соприкоснуться с истиной, я хотел изменить этот мир, потому что в нем мне плохо. Я не чувствую себя счастливым в мире, где все неправильно, где люди разобщены, где всем и каждому наплевать на себя, на других, на истину. Что делать, коли это так? Это правда. Мир Богу не удался.
Конечно, можно, как мои друзья, верить в то, что все когда-нибудь изменится: люди осознают, что живут неправильно, потянутся к знанию, объединятся, захотят измениться… Можно в это верить. Но только время не ждет. Часы тикают все быстрее и быстрее. Цивилизация превращается в стойло, люди — в жвачных животных, которые только и умеют, что потреблять. Света не становится больше. Его становится меньше.
Это мой последний бой, моя последняя схватка. Не на жизнь, а на смерть. Я потратил массу сил, чтобы изменить этот мир. Я старался. Но все напрасно, ведь это были мои внутренние усилия, и они ни к чему не привели — и не могли привести. Даже перед лицом катастрофы люди не готовы к объединению. Они гордятся своей индивидуальностью, не понимая, что настало время, когда их индивидуальность — яд, а не лекарство.
Гордая, непокорная индивидуальность оказалась фикцией! «По-вашему», «по-нашему», «по-твоему», «по-моему»… Что такое это наше «субъективное мнение»? Искусно присвоенное чужое мнение. Никто не живет своим умом, все повторяют одни и те же заученные фразы, но в разных вариациях и под разным соусом, искренне считая, что это «их» мнение. Забавно. Было бы забавно, если бы не было так грустно и так фатально.
— Долго еще? — спросил я у старухи, когда мы присели, чтобы передохнуть.
— Самую малость… — соврала она.