Убить волка
Шрифт:
Воспользовавшись тем, что Гу Юнь был еще молод, Император Юань Хэ за десять лет своего правления сумел постепенно ослабить власть старого Аньдинхоу – Черный Железный Лагерь опасно балансировал на краю пропасти под лезвием этого мягкого ножа [4].
Жаль, что людской расчет не поддается сравнению с расчетом Всевышнего.
Оборона западных границ продлилась куда дольше планируемого, что привело к возникновению в Империи столь критического положения. Чужеземцы вторглись на территорию Великой Лян, отправив на эту бойню трех молодых главнокомандующих. С ними легко можно было бы справиться, окажись они
Как следствие, императорский двор не смог найти ни одного человека, способного взять в руки оружие.
Институт «Лин Шу», молчавший несколько лет, неожиданно обратился с просьбой восстановить Черный Железный Лагерь.
Военная мощь, обращенная в негодный ржавый металл за десять лет правления Его Величества, в руках Гу Юня вернула себе былой потенциал и боеспособность.
Смесь чувств Гу Юня к Императору описать было крайне непросто.
С одной стороны, после смерти старого Аньдинхоу и первой принцессы, именно Его Величество занимался его воспитанием.
Император Юань Хэ дал ему тепло, которое он никогда не получал от своих родителей.
Первая принцесса была не из тех, кто прятался в стенах дома – она была из тех, кто смело мог взяться за оружие. Ей всего лишь хотелось остаться в живых до своего замужества ради отца, ее светоча – этого было достаточно, чтобы считаться настоящим героем.
Гу Юня будто окружали два отца; ему не были знакомы ощущения радости, подаренные материнской любовью. Эта беспечная пара привела мальчика на поле битвы у Северной границы еще до того, как он научился твердо стоять на ногах. Он проводил детство и взрослел, питаясь песком и ветром. Можно было смело утверждать, что нежную заботу и каплю свободы, какой грешат родители по отношению к детям, Гу Юнь получал именно от Юань Хэ.
С другой стороны, Император показал себя довольно слабовольным человеком. Когда он был молод, его малодушие и нерешительность можно было списать на "доброжелательность и скромность". Когда же он начал стареть, это превратилось в "слабоволие и немощь".
Изо дня в день этот старик размышлял не о том, как укрепить страну и расширить территории, вовсе нет – его заботило лишь собственное право на престол. Если бы он не воспользовался своей властью, чтобы толком укрепиться на троне, он наверняка придушил бы Гу Юня – мальчика, которому военные присягнули на верность, чтобы одним махом вывести их из игры.
С одной стороны, Гу Юнь был под монаршей защитой, а с другой – оказался связан монаршей гегемонией по рукам и ногам. Будущий Аньдинхоу застрял где-то между этих двух типов "скрупулезности". Вместо этого он предпочел бы глотать песок у границы.
Шэнь И вложил в свои следующие слова более глубокий смысл и произнес:
— Луна, став полной, обязательно начнет убывать [5], все хорошо в меру. Так, Великий Маршал, говорили люди с незапамятных времен. Даже выдающиеся свершения не должны стать угрозой вышестоящему чину. Вы продолжите наносить удар по четырем границам снова и снова, но что ожидает вас в будущем? Восстание? Конечно же, вы не планируете подобного, однако мы не знаем доподлинно, о чем помышляет Император, что он скрывает от нас.
Гу Юнь равнодушно
— Мне вручили звание главнокомандующего лишь для того, чтобы я сражался во имя порядка в Великой Лян; другие вопросы не относятся к моим полномочиям.
Шэнь И открыл рот.
Гу Юнь перебил:
— Я знаю, что ты хочешь сказать, но лучше не стоит.
Эти двое стойко выдержали испытание временем, встречая невзгоды плечом к плечу, поэтому достаточно было единственного взгляда, чтобы догадаться, о чем каждый думает. Этот диалог мог показаться весьма запутанным. Шэнь И пытался не говорить о нынешнем Императоре с Гу Юнем. Император никак не мог оправиться от болезни, к тому же, имел весьма преклонный возраст. В этот раз он срочно отозвал Гу Юня обратно в столицу – это указывало на то, что Дракон совсем скоро отправится на Небеса.
Разумеется вопрос, который Шень И хотел обсудить, касался наследника императорского престола.
Не считая пропавшего Чан Гэна, у Императора было два сына. Наследный принц, Ли Фэн, был надежным и мирным человеком. С раннего детства его интересовали книги и древние писания. Его философия во многом казалась схожей со взглядом отца на жизнь: он так же отдавал предпочтение литературе, а не военному делу; он не одобрял увеличение численности армии и укрепление военной мощи – он верил, что это разгневает Небеса и поставит под угрозу безмятежную жизнь народа.
Второй принц, Вэй-ван, напротив, зарекомендовал себя личностью чрезвычайно амбициозной. Получив воинское звание, он страстно стремился расширить территорию Великой Лян.
Офицеров, подобно им с Шень И, не требовалось расспрашивать, кого и почему они считают более или менее приличествующим из наследников – выбор был очевиден.
Лицо Гу Юня омрачилось.
Шэнь И знал, что сейчас правильным было бы закрыть свой рот, но он не мог удержаться:
— Маршал, пока в вас зарождается слепое намерение, даже если это всего лишь молчаливое согласие...
Гу Юнь бросил на него уничтожающий взгляд – словно в его глазах затаилась пара клинков Гэфеджень, готовых разорвать на кусочки любого.
Сердце Шэнь И резко оборвалось, ухнув в пятки; слова непроизвольно застряли в горле плотным комком.
Гу Юнь заговорил, вкладывая угрожающую силу в каждую фразу, чеканя каждое слово:
— После прибытия в столицу трех фракций Черного Железного Лагеря, они будут ожидать за пределами Девяти Врат. Любой, кто осмелится воспользоваться ослабленным состоянием Его Величества, будет немедленно казнен на месте, независимо от своего статуса и положения в обществе. Шэнь Цзипин, я понятно выражаюсь?
Лицо Шэнь И побледнело и после долгой паузы он, наконец, выдохнул: "Да..."
Они замолчали на минуту. Гу Юнь постепенно расслабился и успокоился. Он сказал:
— Я не хотел задеть тебя.
Шэнь И неохотно улыбнулся.
— Тринадцатый год правления Юань Хэ... Это был самый мучительно долгий год в моей жизни. Когда первая принцесса и прежний Аньдинхоу уже были мертвы, а тебя забрали в дом Шэнь... Тогда я почти ослеп, а мои уши не могли слышать, – Гу Юнь произнес это практически шепотом. – В тот день шел сильный снег, было до смерти холодно. Я сжимал меч отца и прятался за дверью, не желая, чтобы хоть кто-то приближался ко мне.