Убить волка

Priest P?

2. ????
– ti dao tie ban – обр. «ударить в грязь лицом».

3. Антарес ( ?? Liuhuo ) – современное название огненной звезды в древнем Китае.

Движение Антареса символизирует окончание лета.

Глава 15 «Ночной разговор»

***

Ифу был неправ, договорились?

***

Чан Гэну было тяжело воспринимать Шэнь Шилю и Гу Юня как одного человека.

Шэнь Шилю был неисправимым бездельником из пограничного

городка, прожигающим дни досужими прогулками, не зарабатывающим на жизнь, оставаясь при этом весьма придирчивым едоком, кому чрезвычайно трудно угодить. Он был искренним и настоящим, но, в то же время, у него был скверный характер.

А вот Гу Юнь был совершенно другим человеком.

Для многих людей в этом мире «Гу Юнь» оставался не просто «личностью». Он был своеобразным «символом»; невероятным существом с тремя головами и шестью руками, исключительно талантливым и ловким.

У Великой Империи, простирающейся на тысячи ли, мог быть лишь один человек, подобный Гу Юню – он сам.

Так думал не только Чан Гэн, но и Гэ Пансяо, и Цао Нянцзы. Когда они обсуждали свое положение, то пришли к общему мнению, что ощущают происходящее с ними сродни дивному сну.

И все же, Чан Гэн отличался от своих маленьких приятелей. В конце концов, Шэнь Шилю не был их ифу. Чан Гэн не обижался на Гу Юня за его жестокую ложь. Как-никак он был окружен сплошным обманом с самого своего рождения, поэтому очередная капля вымысла посреди всего происходящего в жизни мальчика не могла иметь такого большого значения.

К тому же, какую бы выгоду сулила Великому Маршалу ложь, окрутившая нищего сироту подобно Чан Гэну?

Следует отдать должное «благословению» Сю Нян – той, кто нацепил на него маску чужой личности – ведь благодаря этой «удаче» такой жалкий человек, как он, смог лично повстречаться с Аньдинхоу при его жизни. Но удивительнее тот момент: дабы «обмануть» Чан Гэна, маршал пожертвовал даже собственным статусом до времени, хотя на то, возможно, были и другие причины.

Чувства Чан Гэна и его искренняя любовь оказались раздроблены на несколько частей: две доли были отданы его родной стране, другие две – его отчиму, Сюй Байху, пусть тот и редко бывал дома. Остальные шесть он отдал своему маленькому ифу. Однако теперь, когда маршал Гу сделал все возможное, чтобы маленький ифу безвозвратно исчез, те шесть частей глубокой привязанности и любви вдребезги разбились об землю, рассыпавшись в пыль, и оставили в сердце мальчика кровоточащую рану, боль от которой распространялась по всему телу, овладевая им.

Вместе с тем, в этот самый момент, когда Шэнь И поздним вечером приготовил для Гу Юня лекарство, Шэнь Шилю и Гу Юнь – две личности, точно два противоположных берега, разделенные глубокой рекой – совершенно неожиданно слились воедино.

Вскоре Шэнь И вышел из палатки Гу Юня с пустой миской. Чан Гэн расслышал, как тот отдал приказ солдатам, несущим караул возле палатки маршала: "Будьте предельно внимательны! Никому не позволяйте входить и беспокоить его!"

Чан Гэн нерешительно двинулся вперед, однако после двух робких шагов он не только не остановился, а, напротив, продолжил двигаться в сторону полога, будто некая загадочная сила, сокрытая от взоров, подталкивала

его.

Спустя несколько дней совместного путешествия, личная охрана Гу Юня, без сомнения, узнала мальчика. В то же время, согласно приказу Шэнь И, у них не оставалось иного выбора, как сделать шаг вперед и остановить Чан Гэна.

— Ваше Императорское Высочество, маршал сейчас весьма нехорошо себя чувствует. Он уже принял лекарство и лег спать. Если у вас есть какое-то поручение – ваши подчиненные готовы немедленно его исполнить.

Чтобы даже мельком увидеть лицо человека, с которым прежде Чан Гэн жил по соседству и в спальню которого он мог без стука зайти, теперь приходилось беспокоить других. Чан Гэн опустил голову, а в его голосе проскользнули нотки горького одиночества:

— Старший брат...

Стражник тут же опустился на колено:

— Я не смею!

— Нет, нет, я не это имел в виду! – Чан Гэн замахал руками и беспомощно улыбнулся. Коротко вздохнув, он проговорил, – В Яньхуэй обычно я носил ему лекарства. Мне хотелось только взглянуть... Но раз уж это действительно причинит неудобства, тогда я...

Больше он ничего не смог придумать. Чан Гэн решил, что, если ему снова ответят отказом, он больше не станет унижаться.

Как вдруг неожиданно подошел другой стражник и шепнул первому на ухо: "Разве маршал не говорил, что нет особой необходимости сообщать ему о визите Его Высочества, если он решит заглянуть в гости? Не стоит быть таким упрямым".

Благодаря острому слуху, Чан Гэн легко разобрал слова. Изумленный, он поднял голову. Далеко не сразу ему удалось справиться с эмоциями, терзавшими сердце. Ведь ему только что разрешили войти.

В воздухе стойко держался запах лекарств. Шторы были распахнуты. Под тентом палатки виднелась неподвижная фигура мужчины.

Подойдя чуть ближе, Чан Гэн обнаружил, что Гу Юнь еще не спал. Его пальцы были плотно прижаты к вискам, вероятно, из-за головной боли. Его брови казались напряженными, а взгляд – тяжелым и сердитым. Похоже, он даже не заметил, что кто-то вошел.

Стоя в нескольких шагах от Гу Юня, Чан Гэн сглотнул комок в пересохшем горле, затем осторожно обратился: "Мар..."

Только он издал звук. Гу Юнь, секунду назад лежавший на кровати, мгновенно поднялся и выхватил спрятанный под одеялом короткий клинок, лезвие которого составляло по меньшей мере три дюйма. Чан Гэн не успел даже моргнуть, как наточенное острие слегка коснулось его шеи, обдавая кожу холодом закаленной стали. Человек, сжимавший клинок, походил на свирепого дракона, чей сон дерзнули нарушить.

Чан Гэн был потрясен этим пугающим намерением убивать, и он был вынужден крикнуть:

— Шилю!

Гу Юнь чуть склонил голову и сузил глаза. Когда ему удалось-таки узнать Чан Гэна, он невнятно пробормотал:

— Прошу прощения.

Убрав клинок обратно под одеяло, он осторожно коснулся шеи Чан Гэна и поинтересовался:

— Я сделал тебе больно?

Чан Гэн был напуган. Овладев собой, он ощутил где-то внутри себя необычное чувство, напоминавшее отголоски зарождающегося подозрения: может Гу Юнь действительно ничего не видит? Однако он тотчас отбросил эту странную мысль – разве слепец может стать Аньдинхоу?