Убить ворона
Шрифт:
– Еще не опрашивали родственников членов экипажа? – включился в доклад Турецкий.
– Это уже не наша забота, господин следователь, – отпарировал один из молодцев. – У нас другая проблема – заявлений на погибших зрителей поступило триста восемьдесят одно, то есть на восемь больше, чем тел, по нашим данным.
– Немудрено. Кто-то хочет погреть руки на происшедшей беде. Сколько находящихся в розыске уголовников мечтает прикрыться такой удобной смертью. Был человек – и нету. Погиб на хоккее. А потом новый паспорт – и гуляй – не хочу. Весьма удобно. Тело-то не предъявишь для опознания.
Турецкий помолчал. А потом спросил так, на всякий случай:
– Ну а что по причинам катастрофы?
– Вы меня спрашивате? – несказанно удивился председатель.
– Именно вас.
– А как там правительственная комиссия? Или ее уже упразднили?
Турецкий усмехнулся:
– Как приятно говорить с человеком, который так хорошо знает сказки.
– Какие сказки? – не понял председатель.
– Ну, есть там одна – пойди туда, не знаю куда. Правительственная комиссия – это человек двадцать осторожных стариков, которые триста тридцать три раза перекрестятся, прежде чем сказать хотя бы «здравствуйте».
Председатель хитро улыбнулся:
– Приятно говорить с человеком, который в сказки не верит. А все же, почему вы спрашиваете меня?
– Вы же не первый раз на таких катастрофах?
– На таких – первый, – мрачно покачал головой председатель.
– И все же?
– Мое?! Чисто мое мнение, которое никого ни к чему не обязывает?! – стукнул себя кулаком в грудь председатель.
– Именно ваше, которое никого ни к чему, – кивнул Турецкий.
– А вы потом не скажете – бред?
– Клянусь.
– Самолет подбили, – просто сказал председатель.
Турецкий досадливо поморщился, чуть было не сказал «ерунда», но вспомнил про клятву.
– Эта версия, увы, уже отброшена, – мягче сформулировал он. – Никаких следов, ни одного свидетельства, ничего похожего.
– Мое мнение – вы спрашивали, я ответил.
– Но как? – развел руками Турецкий.
– А вот это вы ищите.
Турецкий, поеживаясь от крепнувшего сибирского морозца, как раз выкарабкивался из узкого проема двери вагончика, когда Сабашов убеждал молоденького часового пропустить его в цитадель МЧС. Тот отнекивался и не желал даже повнимательней рассмотреть документы, которые совал ему местный следователь. На все про все у солдатика был заготовлен универсальный ответ любого часового:
– Не положено!
Хотя куда и что было «положено», в этой неразберихе не знал и сам Господь Бог. Турецкий вовремя прервал прения:
– Это заведение не стоит ваших усилий, Валентин Дмитриевич.
Сабашов, по обыкновению, смутился и отчего-то поблагодарил часового, неловко запихивая документы в старенькое, наверное, еще военного образца портмоне.
– Я хотел вам немедленно доложить, Александр Борисович.
– Сейчас, сейчас, – торопливо уводил Турецкий Сабашова из толпы, которая, к счастью, в данный момент отвлеклась на сообщение вещавшего радиоузла. Нагоняй председателя комиссии наконец дошел до цели, и женский металлический голос сменил пластинку, оповещая собравшихся о предстоящих похоронах.
– Кивелиди исчез, – докладывал Сабашов, примериваясь к широким шагам Турецкого. – Он квартирует без прописки, понятно, у своей сожительницы Потоцкой. Но та не видела Кивелиди со вчерашнего утра, он ушел на завод и не вернулся.
– Так, так… Интересная история.
– Конечно, скорее всего, он запил, но на заводе тоже никто ничего не знает.
– Теперь пропадают уже не только трупы, но и астрологи, – продолжал свою мысль Турецкий. – Найдите Кивелиди обязательно. Кто его знает, что стоит за этим астрологом? А тебе пока другая первоочередная задача. Вернее, две, и обе первоочередные. При идентификации трупов не обнаружено на поле тела одного из игроков. Нужно выяснить, какой ангел унес усопшего и кто он такой есть. Один труп члена экипажа не найден, один найденный труп не опознан. Зато у него найден номер от фотоаппарата. Это «Никон». Значит, у нас остались Савельев и Витрук. Опять же, кому принадлежит фотоаппарат – штурману Савельеву или второму пилоту Витруку? Кого-то из этих двоих недосчитались среди погибших. Как думаешь действовать, Валентин Дмитриевич?
– Тут с ходу не придумаешь, – поскреб шапчонку Сабашов. – Положим, допрошу еще раз Савельеву, Витрук. Они наверняка должны знать, брали ли их мужья в полет фотоаппарат.
– Может, знают, а может, и нет. Если бы мы женам докладывались о своих увлечениях, следователям, конечно, легче бы работалось, зато мужьям стало бы тяжелее жить. Так?
Сабашов тяжело вздохнул.
– Вот что, Валентин Дмитриевич, у вас тут газета выходит?
– Выходит. «Самолетостроитель».
– Поезжай в редакцию… Хотя нет…
– Понял, Александр Борисович, – поймал на лету мысль Турецкого Сабашов. – Вы имеете в виду репортаж. Так это лучше на радио.
– А у вас и радио есть?
– И даже телевидение, – обиделся Сабашов. – Правда, кабельное, – постарался он сгладить свою обиду.
Но Турецкому все равно стало неловко. Сабашов ему все больше и больше нравился. Когда его сутулая спина уже скрывалась за поворотом, Турецкий крикнул:
– Валентин Дмитриевич! Минутку.
Сабашов остановился. Турецкий догнал его и замялся:
– Вам случайно… может быть, хоть кто-нибудь из свидетелей говорил что-нибудь необычное?
– О том, что самолет подбили? – снова угадал мысль Турецкого Сабашов. – Нет, Александр Борисович, что вы. Я бы сразу вам…
– Понятно-понятно, – чуть не с облегчением перебил его Турецкий. – Это я просто так. Это меня председатель сбил. Бред…
По дороге на радио Сабашов решил заскочить домой. Дочка, дебелая, средних лет женщина, как всегда, толклась на кухне, что-то зажаривая, запаривая и разогревая, отчего в закопченную форточку валил луковый чад. Она жалела отца, но по примеру матери никогда не умела проявлять свои чувства к нему.
– Поешь хоть, – пробурчала она, гремя тарелками.
– Потом. Юрка дома?
– Как же! Опять обозвал меня недотепой. Слушаться меня будет, жди. Опять взял без спросу деньги на кино, поперся с Оксаной соседской. А все потому, что мужчины в доме нет, – завела она свою привычную песню.
Не отвечая, Сабашов обшаривал ящики стола, за которым внук обычно делал уроки. Вывалились коричневые пластинки микросхем, сломанные карандаши, какие-то болты от коньков. От обилия предметов и по дряхлости ящик никак не хотел возвращаться на положенное ему место. Сабашов торопился. Ему не хотелось объяснений с ворчливой дочерью. На столе, под чашкой с остатками засохшей заварки следователь обнаружил то, что искал. Она! Местная газета за семнадцатое марта. На последней странице, в нижнем подвале, он лихорадочно прочитал: "18.30. Репортаж о матче «Чкаловец» – «Искра». Есть! Стоит ехать на радио.