Убить ворона
Шрифт:
Квартиру Лебедева, вероятно, тоже можно было отнести к числу образцово-показательных. Отделанная, что называется, в европейском стиле, она тем не менее не напоминала офисную приемную, а пестрела всяческими милыми безделушками и обильно освежалась живыми цветами. Тамара Ивановна, хозяйка квартиры, словно специально подбиралась под интерьер – безупречно одетая, с пышной прической роскошных волнистых волос, она напоминала былую красавицу, с которой в зрелые годы уютно и эстетично существовать, осознавая, что большего человеку после сорока и желать не стоит.
– Спасибо, что сами соизволили прийти, – поблагодарила
Только в ярком весеннем свете, который разлился по всей передней, Турецкий заметил, что жена директора не столь ухожена, как ему показалось поначалу, что лицо ее одутловато, а мешки под глазами собираются в предательские морщинки, стоит Тамаре Ивановне расслабиться. Да и накрашена она была несколько старомодно – голубыми тенями над верхними веками и фиолетовой помадой, которой пользовались модницы из детства Александра. Однако цокавшие тончайшие шпильки на идеально красивых ногах все-таки примирили Турецкого с самим собой, и он удовлетворенно отметил, что Тамаре Ивановне стоит присвоить почетный титул красивой женщины.
– У меня уже ноги болят – ходить к следователям: допросы, очные ставки. Неужто нельзя хоть немного пожалеть несчастную, раздавленную женщину. – Тамара Ивановна затянулась сигаретой и грациозно завязала ноги в тугой узел. – Я больше не могу. Сейчас еще забрали Мишеньку, моего сына. Вы, я вижу, не в курсе?
– Не в курсе… – недоуменно признался Турецкий. – Видите ли, я из Москвы и у меня несколько другой профиль работы. А что случилось?
– Постойте, я ваши документы повнимательней изучу, – Тамара Ивановна вновь попросила удостоверение Турецкого и двумя тонкими наманикюренными в фиолетовый цвет пальцами поднесла красную книжицу к глазам чуть ближе, чем требовалось. – Да, это несомненно ваше лицо. Так что вы, Александр Борисович, от меня хотите?
Турецкий про себя выматерил лохов из местной прокуратуры и милиции, которые поставили его в такое неловкое положение. Собственно, он специально пришел к жене директора домой, чтобы пообщаться с ней в неформальной обстановке, чтобы она рассказала ему больше, чем местному следователю, восседающему за столом с зеленым сукном. Не скажешь же ей, этой постаревшей «газели», что «важняк» подозревает собственную любовницу в том, что она не только наставляла ему рога, но еще, возможно, и пришила «газелиного» мужа. Турецкий рассчитывал выспросить все осторожно, с участием в женской судьбе Тамары Ивановны, но ребята из местной прокуратуры изрядно подпортили его планы, задержав сына Лебедева, о чем Александр не подозревал.
– Боже, какой роскошный гобелен! – Турецкий как-то даже по-бабьи всплеснул руками. – И ведь главное, заметно, что вещь неповторимая, единичная. Признавайтесь, Тамара Ивановна, не вы ли мастерица?
– Я, – Лебедева придирчиво рассматривала собственную работу, украшавшую стену напротив окна.
Вещь и вправду была восхитительна – тут Турецкий душой не покривил. Тамара Ивановна, по-видимому, оказалась женщиной, не лишенной художественного чутья, а значит, эмоциональной, с легко подвижной психикой. С такими Александр легче находил общий язык.
– Знаете, труд не одного года. Ко мне гости приходили, подруги, удивлялись, как это терпения хватает – каждую ниточку перевязывать. Учтите, что собирала я гобелен не из новых ниток, а старые ненужные вещи распускала.
– Ну и к чему же такое усердие?
– А мне все усердием досталось – и квартира, и муж, и сын. И все в одночасье полетело в тартарары. Скажите, за что арестовали Мишеньку? Говорят, он причастен к убийству отца. Но этого не может быть. Почему не верят материнскому сердцу? У них с Алешей такая взаимная привязанность существовала – Мишенька до десяти лет не засыпал, пока отец с ним не придет проститься на ночь. Они любили друг друга. – На глазах Тамары Ивановны проступили слезинки, но она сжала зубами нижнюю губу.
«Молодец, „газель“, не расслабляется».
– А вы? Вы любили своего мужа?
– Что я? Сначала любила, потом разлюбила, потом снова полюбила. За тридцать лет, сами понимаете, столько всего было, не расскажешь. Мы ведь тридцать лет прожили. Детей долго не рожали, присматривались друг к другу, это уж потом Мишенька появился, не ждали, не гадали.
Повисла напряженная пауза. Тамара Ивановна едва держалась, чтобы не дать волю чувствам, цепляясь за сегодняшнюю реальность, за его, Турецкого, присутствие, пытаясь подавить нахлынувшие воспоминания.
– Может, кофе выпьем? – предложил Александр, чтобы разрядить обстановку.
Пока за кухонной стойкой дрожала кофемолка, пока Лебедева насыпала в турку ароматный порошок, пока коричневый напиток не полился в белоснежные кружки, Турецкий рассматривал старинные фотографии на стенах.
– Это мой отец – бравый мужчина с усами. Еврей. А мама рядом. Русская. Громова Нина Ивановна. У меня отчество – Исааковна, настоящее.
На полке с цветами стояли два маленьких снимка. На одном улыбающийся военный в начищенных сапогах, на другом – малыш, которого кто-то за кадром держал за руку.
– Алексей. Он же закончил военное училище, летное. Потом по здоровью списали. Но он самолеты безумно любил, даже сейчас все сидит… – она осеклась, – сидел за чертежами. Разбирал. А это Мишенька, только ходить начал. Я фотографировала.
– Тамара Ивановна, мог ли Алексей Сергеевич покончить жизнь самоубийством?
– Да никогда! – Чашка, ударившись о блюдечко, выплеснула коричневую каплю. – Я уже сто раз говорила следователям. Он такой веселый был, сильный. Последнее время, конечно, мучился, переживал. Но оно и понятно, кому сейчас сладко. А тут еще эта авария, забастовка, не позавидуешь.
– Выходит, его убили?
– Нет! – Она вздрогнула, передернулась всем телом. – Кому это понадобилось?
– Ну, может, коммерческие неприятности. С кем из сослуживцев Алексей Сергеевич дружил? Кто бывал в доме?
– Никто. Вернее, он с коллегами по работе имел всегда ровные отношения. Никогда ни на кого не жаловался. Сроду не слышала, чтобы конфликтовал с кем-то. Но и дружить – не дружил. В дом ни на какие праздники сослуживцев не приглашал. Я иногда встречалась с ними на заводе… так… во время юбилеев каких-нибудь. Алексей ни о ком никогда ничего личного не рассказывал, ни о характере, ни о семье, хотя вы, наверное, знаете, что он еще в детстве, сразу после войны, на заводе помощником слесаря свой трудовой путь начинал, но в последнее время на рыбалки, на дачу – только с друзьями по летному училищу.