Убить ворона
Шрифт:
– Ну а женщины, извините? Слабый пол любил?
– Кого вы имеете в виду? – Тамара Ивановна словно озарилась лунным светом изнутри, какая-то дьявольщина в ней появилась.
Турецкий понял, что попал-таки на больное место.
– Помните, как в том анекдоте – а вы кого? Ну, например, такую особу – Савельеву Елену Георгиевну.
– А вы откуда знаете? – выдала себя Тамара Ивановна.
– Это не я, это вы знаете.
Лебедева выскочила из кресла, и каблучки зацокали туда-сюда по паркету, потом она еще минут пять дырявила шпильками ворс шикарного шелкового китайского ковра.
– Проклинаю тот день, когда эта шлюха переступила порог нашего дома.
– Ну-ну… Может, поспокойней.
– Она вызвалась подготовить Мишеньку в университет. Мальчик очень любит литературу, историю, хочет поступать на гуманитарный. Непременно в МГУ. Он у нас тонкий мальчик. Савельева и ему голову заморочила.
– Она у вас часто бывала?
– Поначалу два раза в неделю. Занималась с сыном.
– А потом? Что случилось потом? Говорите же, Тамара Ивановна!
– Разве это имеет какое-то значение?
– Может, это-то только и имеет значение. Ведь ваш сын задержан по подозрению в убийстве на почве ревности. Не так ли?
Лебедева молчала тяжело и сумрачно. Она мгновенно превратилась в старуху. Образ счастливой соперницы поверг ее в бездны страданий.
– Что говорить? Они оба, Алексей и Миша, будто с ума посходили – старый и малый. Соревновались, кому достанется эта девка. Миша один раз застал отца дома с ней, потом в кино встретил – рыдал, таблеток напился, едва откачали. Не пойму, что они в ней нашли, обычная баба. – Вот когда в Тамаре Ивановне проявилась ее истинная сущность и слетел придуманный лоск светской женщины. Не зря говорят: хочешь узнать подругу, попроси ее рассказать о сопернице. – И этот старый кобель… нет чтобы Мишу остановить, заладил одно: люблю, люблю. Представляете, жене и родному сыну не постеснялся признаться. Где же у людей стыд?
– Что же случилось накануне самоубийства?
– Не знаю. Не могу понять. Миша последние два дня был сильно возбужден. Тут еще эта катастрофа, суматоха. Я же говорю, у них с отцом привязанность была настоящая… Им бы сесть, поговорить, а все недосуг. Миша и поехал на завод – выяснять отношения. Я, конечно, не знала, куда он отправился. Это я виновата. Знаете, юношеские увлечения… Кто через это не проходил? Мальчишкам нравятся взрослые женщины. Но я поздно заметила. Поехала к Савельевой… Знаете, что мне эта шлюха ответила: «Ничего преступного в его любви ко мне не вижу!» Это она матери… Свинья!
Турецкий поднялся. Его подташнивало. «Наверное, перепил кофе», – успокаивал он себя. Но присутствие этой женщины, Тамары Ивановны Лебедевой, становилось все более невыносимым. Она, казалось, раздела Александра и высмеяла принародно все недостатки на его теле. Ему хотелось бежать отсюда, из этого дома, с этой улицы, из этого города, пропахшего человеческой гарью. Надо уйти немедленно из комнат, куда приходила Савельева, сидела, наверное, на этом же дымчатом диванчике, пила кофе из белой чашки с блюдечком и рассуждала с Мишенькой о разумном, добром, вечном, а потом трахалась с папенькой в его джипе. Учительница, филологиня, богиня…
– Вы читали, Тамара Ивановна, предсмертную записку мужа? – уже на лестничной площадке поинтересовался Турецкий.
– Нет, нет! И не хочу! Не желаю! – отшатнулась Лебедева.
«Почему?» – надо было еще спросить и это, но у Александра уже не хватило духу и сил. Он, едва попрощавшись, выскочил в сосновый лесок.
Злоба, обида, распиравшие Турецкого, гнали его пешком до первого телефона-автомата километров пять. Мимо проносились такси, останавливались автобусы, но Александр мерил грязную обочину широкими шагами, не замечая фонтанов брызг, вырывавшихся из-под колес автомобилей. Он отчаянно жестикулировал по дороге, разговаривая сам с собой, с воображаемой Савельевой, с погибшим Лебедевым. Резко выдохнув носом семь раз, Турецкий справился с возникшим было желанием немедленно позвонить неверной возлюбленной и, разыскав, наконец, допотопный, с едва слышимым гудком аппарат, набрал номер начальника областного управления внутренних дел. Трубка, в которой даже посреди рабочего дня что-то ели и прихлебывали, неподдельно удивилась:
– Далеко, Александр Борисович? Ну никак нам не удается встретиться… Что вы говорите?!
– Я говорю, что наша встреча вряд ли вас обрадует!
– Так отвратительно слышно! Откуда вы звоните?
– Это неважно, – Турецкий от крика распалился еще сильнее. – Я сейчас приеду и разнесу всю вашу халабуду! Вы – нерадивый, бестолковый работник! Кто будет отвечать за убийство Сабашова? Почему меня не поставили в известность об аресте Михаила Лебедева? Я вас спрашиваю, почему? Какого черта вы делаете из меня дурака?
Трубку на другом конце провода бросили, что привело Александра прямо-таки в бешенство. Если бы этот несчастный начальник областной милиции ненароком оказался в данный момент рядом, Турецкий не смог бы поручиться за себя. С тупостью капризного любовника Александр крутил диск, но телефон еще полчаса отзывался короткими гудками. Наконец генерал решился вновь взять трубку и, как на грех, наткнулся опять на Турецкого.
– Не вздумайте бросать трубку. Для вас же лучше, если мы объяснимся по телефону, – пригрозил Александр.
– Чего вы так нервничаете?
– Не нужно передергивать. Вы сорвали мне важную операцию. С каких это пор следователь Генпрокуратуры узнает об аресте подозреваемого из уст его матери? Вы хоть соображаете, как меня подставили?
– Мне думается, вы сами виноваты. У вас свое поле деятельности, а делом по факту смерти Лебедева занимаются мои подчиненные из угро.
– Гибелью Сабашова – тоже! Я должен немедленно допросить арестованного Михаила Лебедева. Где он содержится?
Трубка хотя и покорно, но с плохо скрываемым недовольством сообщила, что Лебедев находится в местном следственном изоляторе. Однако прежде чем отправиться на допрос к молодому Лебедеву, Турецкому нужно было выяснить одно странное обстоятельство: почему же все-таки задержали Михаила. Ведь в тот вечер, когда директор выбросился из окна, о присутствии сына на заводе никто и словом не обмолвился.
В отделе кадров старая знакомая Турецкого – маленькая старушка с черной повязкой на волосах, – по-видимому напуганная внешним видом следователя, без разговоров разыскала адрес Нади – секретарши Лебедева. Надя уволилась с работы буквально на следующий день после похорон директора, что в общем-то никто не посчитал подозрительным.
Телефона в частном секторе, где Надя, несмотря на свою приближенность к шефу, снимала жилье, не было, поэтому Турецкому предстоял еще один вояж по промозглым улицам Новогорска.