Убитое счастье
Шрифт:
Только мысль была слишком слабой. Она не могла противостоять неведомой силе, не могла вывести из транса. Юля продолжала, неестественно, словно робот, передвигать ноги в направлении темного угла, где, и она прекрасно это понимала, ее не ожидало ничего хорошего.
И вдруг тень ожила, зашевелилась. Словно джин из бутылки выпорхнула из угла, взвилась закрученным в спираль смерчем, коснулась потолка и расплылась темным облаком. Медленно опустилась и стала сгущаться, сплачиваться, пока не превратилась в злобную черную старуху.
Отчаянный крик вырвался
Огонь уже не горел, раскаленные угли покрылись толстым панцирем шероховатого шлака, в щелях которого мерцали красные светлячки. Свет с улицы едва пробивался сквозь маленькое окошко. Небо опять плотно затянуло тучами, и валил густой снег.
Ну и приснилось…
Она все еще пребывала в полуреальности, не переступив полностью грань, разделяющую видение и явь. Впечатления от увиденного кошмара были настолько свежи, что действительность, по сравнению с ним, казалась блеклой и ненастоящей. А страх, вернее ужас, испытанный накануне, хоть спрятался и немножечко приутих, все же, был еще способен властвовать, над только начавшим пробуждаться разумом.
Юля отвела взгляд от окна, избегая смотреть на дверь закрытой комнаты, снова втупилась в печку.
Нужно подбросить угля. Только для этого нужно встать, а тело еще колотится, оборачиваться страшно. Протянула руку к ведру, нащупала кочергу, разбила шлак, поворошила угли. Язычки огня, вырвавшись из-под панциря, весело зарезвились, словно подмигивая и пытаясь взбодрить.
Ну вот, все хорошо!
Совсем нервы расшатались. Пора бы, наверное, и перекусить.
Юля таки поднялась с кресла, обернулась и тут же замерла.
Старуха, оказывается, никуда не делась. Вот она, притаилась за спиной.
Может, это и не сон был?
Теперь Юля уже закричала по-настоящему. Рука, в которой она продолжала сжимать кочергу, сама собой поднялась и, прежде чем Юля смогла что-то осмыслить, с силой опустилась на голову нежданной гостье.
— Это вы? — Юля узнала свекровь, и кочерга выпала из руки.
Но та ничего не ответила. Не смогла. Ее глаза странно закатились, она, молча, очень медленно, осела на пол. Какое-то время еще сопротивлялась земному притяжению, но потом силы оставили ее. Она свалилась резко и сразу, ее голова с глухим звуком стукнулась о половицу.
Звук стукнувшейся головы показался Юле страшнее грома, хотя, наверное, и не был слишком громким. Он был какой-то бездушный, словно камень упал или деревяшка. В нем не было ничего, что говорило бы о том, что ударился живой человек. Ни крика, ни стона. Просто — «стук», и — все.
Еще не веря в случившееся, не осознавая всего ужаса происшедшего, Юля наклонилась над поверженной женщиной. Распростертая на полу, она казалась удивительно маленькой, жалкой и несчастной.
Как она здесь оказалась?
Почему Юля не слышала, когда она вошла? И, разве так трудно было сказать хоть слово, чтобы не пугать ее?
Да, это правда, она не любила свекровь, можно сказать, ненавидела ее. Но, Бог свидетель, она никогда не желала ей зла, даже мысленно. Просто хотела, чтобы
Нет!!!
Слезы раскаяния от содеянного затмили глаза, грудь сдавило спазмом от вырывающегося наружу рыдания.
Что за затмение на нее нашло?
Как могло такое случиться?
Или все происходит не на самом деле? Просто она еще не проснулась и продолжает видеть затянувшийся кошмар? Всего лишь страшный сон, который забудется сразу, как только она откроет глаза…
Вот только глаза были открыты, так что не имело смысла щипать себя за лодыжку и искать напрасные утешения. Кошмарный сон может поражать реальностью видений, но настоящую действительность спутать с ним невозможно.
Юля дотронулась ладошкой до щеки свекрови и сразу же с ужасом отдернула руку. Щека была неестественно холодной и до отвращения неживой, будто не кожа, а резина на детской игрушке.
— Господи, что я наделала? Я убила человека… — в отчаянии прошептала Юля.
В голове ее помутилось, комната закружилась перед глазами, и она повалилась без чувств рядышком со своей жертвой.
Глава двадцать четвертая
Обморок длился недолго. Даже не обморок, а какое-то временное помутнение. Сознание отключилось и сразу же включилось обратно. Возможно, защитная реакция. Сработал некий предохранитель, вырубил мозги из-за критического перенапряжения, потом заставил работать снова, только уже в нормальном режиме.
Юля ощутила, что лежит на чем-то твердом, неудобном. Открыла глаза, повернула голову.
Рука.
Ладонь сухая, сморщенная, коричневая, словно у мумии. С множеством пигментных пятен, вся испещрена бугорками вздувшихся вен, мышц или косточек. По ней можно было изучать анатомию в школе.
Надо же, довести себя до такого состояния…
Юля знала, что свекровь не бедствовала. Пенсия плюс зарплата. Но деньги она тратить не любила, считала это кощунством. Экономила на всем: на одежде еде. Складывала, бумажка к бумажке, в укромных уголках. Для кого, для чего? Юля вспомнила, как Игорь бегал по банкам, меняя вышедшие из обращения обесцененные купюры. Потом они обесценивались дальше и так до бесконечности.
Нет, не до бесконечности, тут же поправила себя. Воспоминания пронеслись в голове, словно кадры из кинофильма, и, вдруг, она осознала, что может размышлять о случившемся, если и не спокойно, то, во всяком случае, без лишней паники.
Факт свершился, с ним нужно смириться и думать, что делать дальше.
Удивилась собственному хладнокровию, хоть и понимала, что от истерики толку никакого, но почему-то считала, что истерика в данном случае была бы более естественной реакцией. Неужели она превращается в бездушного монстра? А как иначе судить, если она может лежать на руке убитой ей женщины и совершенно спокойно рассуждать о том, что делать дальше. Ненормально ведь, патологией попахивает.